Взгляд наткнулся на узкий поцарапанный шкафчик у двери в подвал. Надежда Прохоровна открыла обе его скрипучие створки – так и есть. На узких темных полочках лежали железяки, запасные лампочки, из полулитровой банки торчали ершики кистей и две отвертки.

Надежда Прохоровна прихватила обе и потопала наверх. Эх, белоручки-недотепы, ворчала на ходу. Где вам тягаться с крановщицей, собаку съевшей на всяческих ремонтах, – хоть швейную машинку починить, хоть двери смазать, хоть гвозди забивать.

Самодовольно ворча, пристроилась на корточках возле заржавленного замка и, ничтоже сумняшеся, расковыряла многолетние наслоения краски на внешней планке замка, на каждом шурупе. Минут за двадцать. Самодовольства только добавлялось.

Еще парочку минут повозилась непосредственно с замком, поддела отверткой запавший язычок и, наконец, открыла дверь.

Натертый паркет забытой спальни покрывал белесый ковер вездесущей пыли. Большая кровать под бордовым покрывалом тоже слегка поседела, напротив нее пыльный масляный портрет хозяев в чинной стойке: Алеша Дмитриевич при бабочке, Вера при манто и лаковых туфлях. Взгляд покойного Кузнецова с укором вонзился в визитершу, его жена, наоборот, как будто приглашала, заманивала бабу Надю в забытую комнату.

Надежда Прохоровна перекрестилась, некстати вспомнила про семейные могильные склепы и перешагнула порог.

Половицы поскрипывали от каждого шага бабы Нади, мертвый слой пыли взмывался вверх – Надежда Прохоровна прошла насквозь, до балкона заброшенную спальню.

Подошла к застекленной двери, с трудом отковыряла шпингалеты.

Балкон замусорили давно и щедро. На выгоревшей, когда-то полированной тумбочке стояли две птичьи клетки – в одной из них даже бесцветный от старости корм сохранился.

В другом углу устроились запыленные корзины с разнокалиберными – когда-то дефицитно-импортными – пустыми бутылками, валялся опрокинутый ящик, из которого вывалился ворох обесцвеченных солнцем журналов «Огонек». Еще с Коротичем.

Под узкой щелью, оставленной для притока воздуха приоткрытой оконной фрамугой, валялся свежий глянцево-черный пакет для мусора.

Набитый.

Надежда Прохоровна вытянула шею, пристрелялась к оцарапанной яблоневой ветке. Если подняться по этой ветке над землей, отогнуть немного тонкие веточки, заброшенный на балкон пакет аккурат завалится на корзины с бутылками и после шмякнется на пол.

Понятно.

Надежда Прохоровна аккуратно – дабы отпечатки пальцев не стереть! – подхватила пакет за уголок и осторожно вытянула его в комнату.

Подержала на весу. Не тяжелый.

Подумала: «А может, милицию вызвать? Следы ведь преступления скрываю.

А если нет? Если лежит в пакете старая песцовая шапка иль тюлевая занавеска?.. Побеспокою людей без толку, хозяев перед соседями опозорю.

Нет, так негоже. Вначале надо убедиться».

Надежда Прохоровна решительно покинула заброшенную спальню, спустилась вниз до гостиной и поставила находку на большой круглый стол под люстрой. Присмотрелась внимательно к волосатой бечевке, завязанной поверху пакета. Дернула за хвостик, распустила узел.

Заглянула внутрь – в нос ударила застоявшаяся вонь: в пакете лежал какой-то перепачканный комок одежды.