— А как же Губерман и его чудо-пилюли?
— Он никуда не денется! Я отправлю людей на его задержание, как только поболтаю с Абрамовым.
— А Губерман за это время успеет отравить кого-нибудь еще?
— Не волнуйтесь, Владимир Всеволодович, не успеет: мы допросили Орджоникидзе, и он назвал имена всех, кого направлял к Губерману. В данный момент мои сотрудники связываются с ними, чтобы предупредить об опасности приема нелицензированного препарата.
— А что заставляет вас думать, что Губерман не брал людей со стороны?
— Он слишком осторожен, потому-то и привлек Орджоникидзе. Который, кстати, понятия не имел, что именно втюхивает пациентам диетолог: каждый раз, когда он интересовался, тот отвечал, что это — израильский препарат нового поколения. На том наш доктор и успокоился — кому охота заморачиваться?
— Тем более что это не его сфера деятельности, — пробормотал Мономах.
— Верно! Ну я побежала!
Провожаемая Жуком, Алла вышла из дома и поспешила к калитке. Пес вид имел грозный, а характер разве что не кошачий — такого ласкового существа Алла, пожалуй, и не встречала! Он вился вокруг нее, радостно повизгивая и приглашая поиграть, тыча ей в ноги резиновой палкой, своей любимой игрушкой.
— Прости, Жук, не сегодня! — пробормотала она, закрывая калитку перед носом пса, глядевшего на нее озадаченно и печально. — Мне еще маршрутку ловить!
Мономах вышел на крыльцо и потянулся, сцепив руки в замок. Жук плясал возле калитки, глядя вслед убегающей Сурковой, еще надеясь, что она вернется и примет участие в игре.
— Жук, домой! — лениво окликнул Мономах, и собака послушно затрусила к нему, по-прежнему держа в пасти резиновую палку. Подойдя поближе, Жук аккуратно уложил игрушку к ногам хозяина и поднял на него глаза, в которых светилась робкая надежда. Тяжело вздохнув, Мономах поднял палку и как следует размахнулся. Радостно лая, Жук рванулся с места, а Мономах, шагнув с крыльца на мерзлую землю, снова посмотрел в ту сторону, куда удалилась Суркова. Почему судьба постоянно сводит его с этой женщиной? В последнее время Мономах нередко ловил себя на том, что думает о ней. Его восхищали ее ум и интуиция. Суркова разумна, спокойна и интеллигентна — качества, которые, насколько он мог судить по опыту общения с некоторыми ее коллегами, редко встречаются в ее профессиональной среде. Как и в его собственной. Их общение начиналось как весьма неприятное, ведь Мономах находился в шаге от обвинения в убийстве[7], однако со временем эти отношения переросли в нечто, чему он затруднялся дать определение. В последнее время его часто посещала мысль о том, что когда они долго не видятся, ему не хватает мнения этой женщины, ее рассудительности, умения расставить все по своим местам. Но была в Сурковой еще одна, весьма привлекательная — во всяком случае в глазах Мономаха — черта: она каким-то невероятным образом умудрилась сохранить почти детскую наивность и непосредственность. Как правило, Мономаху приходилось общаться с женщинами иного склада — уверенными в себе, знающими, чего хотят, и весьма требовательными. Суркова на работе была именно такой, но вне ее совершенно менялась, и это превращение казалось Мономаху удивительным и в то же самое время трогательным.