— А Татьяна знала, когда выходила за тебя замуж? Как можно скрывать такое от будущей жены?

— Ты вчера родилась? — усмехнулся Сергей. — Люди и не такое скрывают! Скрывают детей, психические заболевания, судимость, долги, вторую семью в другом городе… Я всего лишь не сказал Татьяне о болезни, от которой давно вылечился. Не вижу никакого криминала.

— Кстати о криминале. В школьные годы ты угнал автомобиль, а сейчас какую статью Уголовного кодекса нарушил?

— Неважно, — буркнул Чижов, — к убийству матери это не имеет отношения.

— Ошибаешься, еще как имеет. Я расскажу тебе, какую картину вижу со стороны. Я вижу мужчину, который не любит свою жену, завел любовницу и вляпался в крупные неприятности с законом. Ему нужны деньги, а он привык, что мать всегда вытаскивает его из передряг. Но на этот раз пенсионерка заартачилась и отказалась отдавать сбережения. Тогда этот человек обманом или силой вынудил ее снять все деньги с банковского счета, а когда старушка пригрозила, что пойдет в полицию, он ее убил. И дал ложные показания против своей супруги, с которой и так уже собирался разводиться. Вот какую картину я вижу, и ее обязательно увидит следователь, если его должным образом просветить.

Сергей разглядывал меня с таким удивлением, словно вдруг обнаружил, что моллюск в аквариуме умеет разговаривать.

— Почему ты копаешься в этом деле? — спросил он.

— Потому что мою подругу обвиняют в убийстве из-за котлет, которого она не совершала. У меня есть другая версия событий, намного более правдоподобная.

Кажется, Чижов понял, что быстро он от меня не отделается, и со вздохом опустился на табуретку.

— Для особо тупых повторяю вопрос: как можно убить родную мать?

Эх, сейчас бы мне очень пригодилась козырная карта, что мать не родная. Но не могу я это сказать, язык не поворачивается!

— У тебя с матерью были плохие отношения, вы почти не разговаривали.

— Ну и что? В одних семьях болтают без умолку, в других — молчат, а в третьих — собачатся днями напролет, но не факт, что в первых все друг друга любят.

— Ты не плакал на ее похоронах, — привела я последний аргумент.

Повисла долгая пауза. Сергей опустил голову и молчал.

— Да, я не плакал на ее похоронах, — наконец отозвался он с легкой хрипотцой в голосе. — Хотел заплакать, но не смог, вот здесь, — он ткнул кулаком себя в грудь, — словно свинцовой гирей придавило. Ты права, мать всю жизнь вытаскивала меня из дерьма, а я так с ней обошелся. Я ужасно виноват перед ней! Никогда себе этого не прощу.

Я чуть не подпрыгнула до потолка: убийцу терзают муки совести! Немного сочувствия, и он запоет соловьем! А я тем временем запишу его чистосердечное признание на диктофон.

— Расскажи, облегчи душу, — проникновенно сказала я, — нельзя держать такое в себе.

— Мне стыдно об этом говорить, — прохрипел Сергей.

— Доверься мне, — голосом исповедника увещевала я, — я всё пойму.

— Ладно, только ты смотри в сторону. Если будешь смотреть на меня, я не стану говорить.

— Хорошо, — пообещала я, — не буду смотреть.

Ишь ты, какие нежности — не смотреть на него! Застенчивые нынче убийцы пошли.