Ничего, ничего, думаю я, стараясь дышать через раз. Я тебя тоже уважу. Сбегут японцы — устрою тебе физкультуру. Будешь бежать вслед за ними и рассказывать им поэму про божественную росу — лишь бы вернуть.

И я еще думал про премию! Прямо бог уберег: если поощрять каждый косяк, так и разориться недолго.

Думаю, она все прекрасно считывает по моему взгляду — мне даже рот не приходится открывать, потому что кланяется и пятится к двери. Пятится и кланяется. Ну или это не покаяние, а элементарное дезертирство. Начальство оставляет в газовой камере, а сама торопится поскорей отдышаться.

Яров уже уткнулся в свой галстук. Я стараюсь изобразить покер-фейс, но это сложно, потому что от запаха лицо слегка перекашивает. Помолившись про себя, перевожу взгляд на японцев, потому что с их стороны удивительно тихо. Хотя если я тут еле держусь, они, может, на грани обморока? Восток — дело тонкое.

Было бы неплохо: догонять не пришлось бы. Так, только вынести в коридор, откачать, я даже знаю, кому дам последний шанс остаться на работе и сделать искусственное дыхание. И плевать, что сразу двоим. Не до пуританских замашек, когда на кону такой серьезный контракт!

О, да тут с выносом на свежий воздух надо поторопиться! У них двоих уже прикрыты глаза — по-моему, они тихо доходят.

Только собираюсь просить друга перестать занюхивать галстуком и действовать, как японцы оживают. А главный из них даже слегка улыбается. Рад, что выжил? Не верит удаче?

— Невероятно, — произносит с благоговением он, подносит чашку к лицу, делает глубокий вдох и снова закрывает глаза.

Я срочно черкаю другу записку и двигаю к нему по столу:

«Контракт — предлог? Он просто искал место и зрителей, чтобы самоубиться?»

Яров наклоняет голову, и мне кажется, начинает уже закусывать галстуком. Давится, что ли? Не может пропихнуть? Плечи подрагивают.

Берет ручку, но та выпадает. Конвульсии? Поди знай, кого откачивать первым. Тут, конечно, на кону возможный контракт. Но Ярова я знаю больше двадцати лет. И потом, как-то менять завещание мне нравится куда больше, чем оглашать.

— Вы знаете, я много и часто путешествую по миру…

Вздрогнув от неожиданности, перевожу взгляд на Таку. Тот так и нюхает кружку, но взгляд вроде осмысленный.

— Я редко бываю дома, — говорит он так, будто толкает прощальную речь по своему напарнику, который продолжает пребывать в стазисе.

Я на всякий случай делаю скорбное лицо. Ну, с таким-то чаем под боком это несложно.

— И как же приятно ощутить этот удивительный запах! — продолжает главный японец. — Запах моего любимого края!

Яров важно кивает, как будто был в курсе, чем все это закончится. Я с сочувствием смотрю на японца. Если его родные края пахнут ТАК, понятно, почему он там редко бывает. А я еще не хотел ему про трущобы из своего детства рассказывать. Да у него детство было куда сложнее, чем у меня.

— Спасибо, уважили.

Японец склоняет голову. Второй открывает глаза и делает так же. Я беру пример с Ярова и притворяюсь, что так все и было задумано.



Така делает глоток и, прищурившись, смотрит на Ярова.

— Я правильно понимаю, что это Лука? Такой чай только в его магазине. Редко кто так разбирается в чаях, как твой сын. А этот чай я для него открыл, когда он приезжал. Посоветовал взять для пробы с собой и открыть его миру.