— Ты смотри, как похож на вас, — хвалит Филипп. — Мелкий, а уже так ловко подтягивается!

Мужчина недоверчиво рассматривает мордочку котенка — тот упрямо пытается заползти выше. В итоге широкая ладонь его просто размещает на массивном плече, и котенок затихает, оглядываясь вокруг с такой высоты.

— Да уж, — качает головой Филипп, — так смотритесь, что жалко вас разлучать. Ладно, еще плюс тысяча — и, так и быть, отпускаю.

Тысяча? За беспородного котенка? Вернее, плюс тысяча?! Я едва не бросаюсь с лестницы, чтобы заверить мужчину, что котенок бесплатный, что мы будем рады отдать его просто так. Он ведь сейчас уйдет! Развернется и уйдет!

Но, к моему удивлению, мужчина не спешит избавиться от животного. Повернув голову, рассматривает его, а тот доверчиво тыкается ему усами в лицо.

— Хорошо. Забираю.

Достав бумажник, он отсчитывает купюры и так и выходит за ворота — с котенком на плече. Слышится звук машинных шин.

— Ну что, пойдем обмывать? — Подойдя к крыльцу, брат помахивает купюрами. — Говорил же: бери две бутылки, я заслужил.

— Не могу поверить, что кто-то его купил. Я мечтала хотя бы бесплатно раздать.

— И в этом как раз и заключалась стратегическая ошибка. То, за что не платил, не ценится. Обычно оно никому и даром не надо.

— Ничего себе! — снова удивляюсь я, когда он кладет деньги на подоконник к уже довольно пухлой стопочке.

— За такую фотосессию, что я им устроил, это еще даже мало! — отмахивается Филипп. — Кстати, хорошо идут, прям даже похлеще подшипников, хоть бери и бизнес меняй. Остался только один.

— Какой?

— Самый вредный. Ты его назвала Томат.

— А ты?

— А я посмотрю. Если девушка придет, будет мимикрировать под милаху и Рыжика. Если мужик — уйдет с торгов как Пират.

Между тем он достает из холодильника тарелку с сырной и колбасной нарезкой и ставит на стол. Я сначала жду, что он добавит что-то еще, а потом понимаю, что это все, что он приготовил.

— Так что ты смотри, — говорит он, разливая вино по бокалам. — Если что, твою крысу я тоже продам.

— Она не продается. Она мне вон дом охраняет.

— Тоже дело, — соглашается он, подхватывает кусочек сыра и вспоминает: — К тому же, с учетом, сколько я ей пармезана скормил, она не окупится.

Мы сидим минут тридцать, когда Филиппу снова кто-то звонит. Подняв руку, чтобы я молчала, он выжидает еще пару секунд и только потом отвечает.

— Да… Вообще-то мы на сегодня не договаривались, мне нужно как-то привыкнуть к мысли о расставании, все же такая потеря… А, уже приехали? Ладно, иду.

— Хочешь сказать, что приехали за Томатом?

— Посмотрим, — подмигивает он, поднимаясь, и предупреждает: — Слушать можешь. Вмешиваться — нет.

— Да я и не собиралась подсматривать! — возмущаюсь я. — Но раз ты приглашаешь…

Конечно же, я иду следом за ним. Филипп сначала открывает ворота, впуская девушку. Позади нее стоит красная машина, да и сама она выглядит ярко, эффектно. От блеска в ее сережках можно даже ослепнуть. А еще кольца на пальцах, цепочки — и все сверкает, несмотря на погоду.

Заметив меня, она небрежно кивает. Я остаюсь на крыльце, а брат идет за котенком. Тот явно не в восторге от перспективы вечерней прогулки, вцепился в его руку так, что отодрать его можно вместе с кожей Филиппа.