— Если мы станем обвинять друг друга перед полицейскими, то все полетит к чертям. Это касается всех, а не только нас. А это как раз то, чего они хотят. Так что осторожней со словами, Карен. Пожалуйста. Проблемы в моей семье — не их собачье дело.

Поднялся ледяной ветер. Я взяла у Бабетт стаканчик и, дрожа, отпила глоток. Я смотрела на Иво и Бабетт, сидящих рядом со мной плечом к плечу и говорящих друг другу слова утешения. Их супруги были любовниками, и это должно было оставаться тайной. Почему? Только потому, что это окажется слишком унизительным для них, если правда выйдет на свет? Я потерла руками виски, чтобы задушить запутавшиеся мысли и подозрения, которые перепутались у меня в голове. Это касалось моих друзей, которые всегда были так добры ко мне, к Михелу и к моим детям. Я любила их, если бы они не вошли в мою жизнь, я бы, возможно, сошла с ума от одиночества. Как я могла подумать, что кто-то из них мог иметь отношение к смерти Эверта и падению Ханнеке?

Дорин Ягер и ее коллега стояли у палаты Ханнеке с сильно жестикулирующим Симоном. Как только я увидела его вдалеке, мне на минуту показалось, что мое тело немедленно взорвется. Впившись ногтями в ладонь и глубоко вдохнув, мне все-таки удалось привести себя в чувство и достаточно спокойно идти рядом с Бабетт по направлению к мужчине, чьей спермой еще сегодня утром были испачканы мои бедра. Его веки припухли, щеки не бриты. Он выглядел усталым, у него явно было похмелье, и от этого он казался еще привлекательней, чем когда бы то ни было. Он чуть заметно подмигнул мне, когда наши взгляды встретились, но потом полностью нас игнорировал. Он явно не был в восторге от разговора с Дорин, и когда мы проходили мимо, повисла пауза.

Патриция с удрученным лицом сидела у кровати Ханнеке и подскочила, увидев нас. Я заставила себя посмотреть ей в глаза и поцеловать, что удалось мне на редкость хорошо, несмотря на зудящую в голове мысль о том, что я мерзкая предательница.

— Все так нехорошо, — прошептала она, поглаживая изуродованную руку Ханнеке.

Я склонилась над Ханнеке и осторожно поцеловала повязку на ее голове. К глазам подступили слезы, я не хотела давать им волю, потому что боялась, что если заплачу, то уже никогда не смогу остановиться и в истерике брошусь в руки Патриции, чтобы рассказать ей, как я раскаиваюсь в том, что сделала. Бабетт остановилась в ногах кровати и смотрела на нашу израненную подругу испуганным взглядом, прижав ко рту руки.

— Знаете, о чем я все время думаю? — сказала она сдавленным голосом. — Что они скоро будут вместе, где-то наверху. А я здесь. Одна.

— Не надо так думать, Бабетт.

— Я должна была умереть. И мои мальчики. Эверт хотел выжить в том пожаре, чтобы остаться с ней. Такой был план. Мы были для него балластом.

Патриция поискала глазами мой взгляд и едва заметно покачала головой. Потом она обняла Бабетт за плечи.

— Ты же знаешь, что это не так. Не надо мучить себя такими мыслями. Эверт был не в себе. Не забывай. За этим не было ничего, кроме его болезни. Он видел и чувствовал вещи, которых на самом деле не было. Тот Эверт из прошлого, которого ты знала, любил только тебя. И он не хотел вас убивать.