— Если ты не скажешь, кто недавно приходил и потревожил могилу, значит, мы с тобой не договорились. Раз… Два… Три…

Варяг считал через равные промежутки времени, размеренно и бесстрастно. Жизнь старика для него ничего не значила.

— Постой, — почти выкрикнул сторож. — Я все скажу, только ты того… дуру-то опусти.

Тарантул посмотрел на Варяга и, получив молчаливое разрешение, сунул пистолет в карман.

— Я тебя слушаю.

— Действительно, дней десять назад вертелись здесь какие-то кавказцы. Народ приметный, в поселке у нас их нет. Ко мне обратились, вот так же, как и вы, про могилу Голицына спрашивали. Да еще про тех, что взорвались. Ну, я им и показал… Бессонница меня мучает, старый я, вот поэтому и на рыбалку ночную хожу. Так вот, я тут хотел дорогу сократить и через кладбище пошел. Мертвецов-то я не боюсь, — безразлично махнул он рукой, — я их всех еще живыми помню. Так что ничего дурного они мне не сделают. А как к могилкам-то подошел, смотрю, а кавказцы там чего-то шебуршатся. Спрятался я за надгробьем и смотрю. А они лопаты взяли и надгробья стали ломом кочевряжить. Ну что тут делать? Я в село побежал. Благо, что близко. Забежал к своим, толпу собрал, да на кладбище. Напугали мы их… Больше они не появлялись. Я к могилке-то подошел, а она уже раскурочена, памятник в сторонке лежит, земля повсюду разбросана. Негоже это покойников-то тревожить. А утром я землицу на место вернул и памятник установил, как прежде. Так что если не приглядываться, то ничего не заметно.

— Что же это так твоими покойниками-то интересуются? — задумчиво спросил Варяг.

— А это не у меня надо спросить, — обиженно отозвался старик, — а у тех, кто кощунствовал.

— Спросим, — пообещал Варяг. — Не сомневайся.

— Хотя слух у нас после войны ходил, будто бы под одной из этих могил клад спрятан… Копали-то они как раз на этом старом захоронении! А тут на днях у нас убийство случилось, — понизив голос, сообщил старик. — Здесь у нас березовая роща есть, так вот, в ней был убит один из тех кавказцев. Я и не удивился, с кощунами всегда так происходит… Ну, чего вы на меня так смотрите? — возмутился он. — Режьте меня на куски, больше ничего не знаю, все сказал!

— Да ты не дрейфь. Резать тебя на куски мы не будем, — усмехнулся Варяг, сделав паузу, добавил: — Во всяком случае пока. — И, развернувшись, заторопился к выходу.

На ветхого старца, сидевшего в одном ряду с нищими, никто не обращал внимания. Мало ли таких! Густая седая борода скрывала половину его лица, а в шапке, лежащей перед ним, стыдливо поблескивала желтая мелочь. Старец застенчиво крестился и ловил взглядом каждого прохожего, а когда монетка летела в его шапку, благодарствовал, склоняя к груди седую голову. Его никто не гнал, он был один из многих, а места на узком тротуаре перед Троицкой церковью хватало на всех. С его унылым обликом не вязались только глаза — выжидательные и заметно строгие.

Заметив вышедшую из церкви высокую пожилую женщину, он поднял шапку, сгреб брошенную мелочь и, сунув ее в карман, пошел следом. Завернув за угол, осмотрелся. Никого! Только после этого сорвал свою бороду и швырнул ее в мусорный бак. Женщина зашла во флигелек, стоящий в церковном дворе, и затворила за собой дверь. Выждав минуту, старик вошел следом.