– Это наше дело, когда кого ловить. Ты свое делай. И пошевеливайся. Мы тебе столько позволяем, что ты должен проявить себя. Но у меня для тебя еще кое-что есть. Дочь Шимана где-то пропала. Он вроде бы отправил ее учиться в Вену, но мы узнали, что она туда не добралась. Ее уже два месяца нет. Мы долго искали… И угадай, где она нашлась?

– Вероятно, где-то на востоке?

– А вот и нет. В Берлине. – Чавканье на миг превратилось в смех. – Это чуть похуже. Там у нас не так много людей. И если бы оказалось, что тот еврей – наш человек, то мы могли бы ее выкрасть.

– Или перехватить.

– Перехватить?

– У Шимана семья в Петербурге. Он хорошо знает, что там делают с такими, как он. Добровольно он с ними не пошел бы. Если у них его дочь, они могут требовать от него что угодно. А если мы перехватим ее, он станет на нашу сторону. А зачем терять такого специалиста, если можно его завербовать?

– Ну, тогда можем ее перехватить, – согласился седой. – А сейчас бывай. Говорите, там этот гадкий голем? Мы не спустим с него глаз. А ты поживее берись за работу!

– Ненавижу легавых, – поделился впечатлениями Шулер, когда седой ушел. – Зачем ты нас в это втянул? Ты так все запутал, что, того и гляди, сам споткнешься о нити своей паутины.

Они заказали борщ и вареники.

– Дело сложное. Мы должны проникнуть в хорошо охраняемое место, так что пригодится любая помощь. Если нам улыбнется удача, – Кутшеба подмигнул Шулеру, – мы выйдем из этого без потерь, еще и заработаем. А контакт с полковником Корыцким нам может пригодиться и в будущем. Это не простой легавый, дружище. Это очень влиятельный человек в краковской разведке, тот, кто сможет помочь, если все провалится.

Июнь 1972 года по старому календарю, пятьдесят седьмой год Предела, двадцатый год Мира

Погода все сильнее портилась по мере приближения к границам Вечной Революции. Никого это не удивляло – на пограничье всегда стояла паскудная погода. Границы охраняли тяжелые грозовые тучи, созданные погодниками-рабами, и готовые в любой момент поразить путников молниями. Идеологически обработанные бури таились среди скелетов деревьев и людей, оставшихся после нескончаемых битв Пущи с Революцией.

Даже Ванда перестала рисковать и наблюдала за округой только из каюты. Хотя сонные атаки уже прекратились, члены экипажа ходили злые и раздражительные. Крушигор, опираясь на свой трехметровый авторитет, не замедлил объяснить всем, что именно Саре они обязаны спасением от кошмаров, потому цыганку никто и не трогал. Зато доставалось технике. На борту жаловались на канаты и крюки, в машинном отделении много нелестных слов звучало в адрес двигателя, который жрал слишком много топлива, на кухне свои самые тяжелые минуты переживали кастрюли и тарелки. Не помог даже Мочка, который быстро всем напомнил, что даже невинно брошенное в злом расположении духа ругательство может погубить весь корабль; если кто-то, к примеру, проклянет канат, плохая энергия впитается и испортит его. Ругательства поутихли, но злость, которую теперь никак нельзя было выплеснуть, только росла.