– Ты говоришь, что еще не всё потеряно, малыш? – улыбнулся Грабинский.
Он пожалел, что не взял с собой вторую бутылку. Эти несколько глотков из фляжки в кармане куртки – вообще ничего. Да и несколько капель во второй фляжке и какой-то грамм из манерки на поясе тоже большой роли не сыграли.
– Так что, идем? – спросил он у совы, доставая второй револьвер.
Птица охотно закивала головой и искривила клюв. Грабинский мог поклясться – в улыбке.
Глава 5
Июнь 1972 года по старому календарю, пятьдесят седьмой год Предела, двадцатый год Мира, Дикие Поля, Одинокая гора, Дворец Черномора
Кутшебу не очень-то радовала идея следовать птичьим советам. Но что им оставалось, если на плече у него сидел переводчик, представляющий всю эту неестественно тихую банду. Они совсем недавно убегали от одной птичьей армии, а теперь должны были полагаться на другую?
– Пора! – повторил человеческим голосом ворон, который секунду назад сел ему на плечо, бросил на него грозный косой взгляд и, прежде чем мужчина успел согнать его, прохрипел, что они, честные птицы Диких Полей, помнят о своих обязательствах перед теми, кто когда-то им помог. И что они лучше падут в бою, чем откажутся от своего обещания Яшеку. – Пора!
Птица могла быть одержимым идеалистом, готовым отдать жизнь за ребенка, который давным-давно по доброте душевной бросил крошку какому-то воробушку, но она была права. Действительно было пора.
Кутшеба опорожнил магазин, разбивая оконные стекла, похожие на хрусталь, благодаря чему туча птиц смогла ворваться внутрь. После них в зал вбежали Мирослав с Шулером. Бог не терял времени – он рванулся к алтарю, отбрасывая стражников, склонился над Вандой, погладил ее по голове и продолжал шептать что-то ей на ухо, пока она не ответила коротким кивком. Так они и замерли, обнявшись, как будто вокруг них не разгорался бой.
А мертвецы уже бежали к ним. Птицы безжалостно растерзывали каждое создание, которое имело на себе хотя бы частичку открытой плоти. С упырями и скелетами было чуть хуже. Что еще хуже, Мочка очнулся от удивления и атаковал крылатых нападающих, используя весь свой арсенал. Кутшеба, устремившись к одержимому, толкнул какого-то волкодлака, застрелил троих казаков, после чего поменял магазин на другой, наполненный пулями с именами демонов, населяющих Мочку. Он выстрелил одержимому в голову.
Мочка завыл, упал на колени и повернулся к Кутшебе.
– Это вы? – прошептал он с удивлением. – Именно вы?.. Я думал…
Кутшеба всадил ему в лоб вторую пулю, и вторая плененная душа погибла в белой вспышке. За ней третья и четвертая. Мочка сжимался, плакал и умолял Кутшебу прекратить.
Какой-то мертвяк кинулся на Мирослава и упал, подстреленный.
– Мирек, мать твою, заканчивай церемониться! – закричал из-за спины Грабинский, который как раз в этот момент перешагнул порог зала.
Стреляя почти без перерыва, потому что он перезаряжал барабаны с невероятной скоростью, он пробивался к узникам. Казалось, он даже не целился, однако каждый из его выстрелов разрывал черепа живых и мертвых. Он прервал огонь только на секунду, чтобы освободить связанных, не забыв хорошенько пнуть Крушигора, прежде чем помочь ему.