Рык вырвался сам, младшая сестра взвизгнула, вжимаясь в спинку кресла.

– Гриша! Хватит! – строго прикрикнула на брата Софья. – И так вон зверем дел натворил!

Тот фыркнул, но послушался, вновь преображаясь в человека. Бросив быстрый взгляд на отца и убедившись, что раны не опасны, а сознание Петр Григорьевич потерял скорее от нервного потрясения, Белов подошел к Лукерье.

– Выкладывай все, – потребовал гвардеец.

– Вот еще! – усмехнулась та, явно наслаждаясь тем, что оказалась в центре внимания.

– Лучше по-хорошему скажи! – потребовал Белов, нависая над сестрой.

– А по-плохому что будет? – вспыхнула Лукерья.

– То, милая сестрица, что иначе и тебя и отца будет допрашивать граф Шувалов и не здесь, а в крепости Апостольной! – огрызнулся Григорий, демонстрируя перстень, отданный ему начальником Тайной канцелярии. Перекрещенные перо и шпага на печатке говорили сами за себя.

– Шувалов? – при имени начальника тайной канцелярии Лукерья испугано заозиралась. – А он при чем?

– При том, что похищение фрейлины императрицы – преступление государственное! – рыкнул Белов. – И ответ за него держать придется по всей строгости закона!

Лукерья побледнела и вцепилась в подлокотник.

– Как государственное?

– Ты сестру не пугай! – Евдокия Андреевна хмуро посмотрела на сына. – Исключена девка твоя из списков. Петр Григорьевич лично прошение подавал.

Григорий хмуро взглянул на Софью, ожидая объяснений. Но в этот момент принесли ткань для перевязки, и старшая сестра вновь повернулась к отцу.

Белов скрипнул зубами и направился к выходу, понимая, что зря потерял время. Ни мать, ни Лукерья добровольно не расскажут, а вмешивать Шувалова в это в общем-то семейное дело не хотелось.

На душе скребли кошки. Предательство отца, а потом и младшей сестры и равнодушие Софьи ощутимо задели преображенца. Хотелось перекинуться волком, долго бежать по лесу, а потом, на поляне завыть на луну, чей белесый силуэт уже появился на голубом небе.

Но сначала надо было найти Настю. Прижаться к ней, вдохнуть аромат мяты, исходивший от ее волос и забыться в объятиях ведьмы.

– Ты не девку эту ищи, а грехи замаливай! – крикнула мать вслед. – На отца руку поднял! А ведь он тебя от позора спас!

Белов обернулся, сверкнул глазами, заставляя женщин вжаться в кресла. Он уже хотел ответить, что думает про желание мать заставить молиться и его и Настю, но вдруг хмыкнул.

– А ведь вы правы, матушка, – произнес преображенец почти весело. – помолиться стоит… у сестрицы моей, Ольги, в скиту! Он ведь недалече, аккурат за день как раз обернуться можно, особливо если кони хороши…

Испуг в глазах матери был красноречивее любых слов.

– Ты не поедешь туда! – Евдокия Андреевна кинулась к двери, широко раскинув руки, точно птица. – Не пущу!

Гриша рассмеялся, скорее над собственной глупостью:

– Вы действительно думаете, что сможете меня остановить?

Миг – и огромный рыжеватый волк прыгнул в окно. Рама с треском распахнулась, разбитые стекла посыпались на землю, кажется, Лукерья завизжала, а мать что-то кричала вслед, но Грише уже было все равно: волк устремился за свой ведьмой.