До Ропши Григорий добрался достаточно быстро: волчья рысь была предназначена для подобных маневров. Правда, дыхание все-таки сбилось. Раны не до конца затянулись, и после длительного бега голова слегка кружилась, но гвардеец не стал обращать на это внимание. Преображаться в человека Белов не стал. Рыжеватой тенью подкрался к дому, невольно сглотнул слюну от ароматных запахов ужина, витающих под окнами, и прислушался к голосам, раздающимся из гостиной.

Мать своим привычным тихим тоном выговаривала Софье о воспитании детей. Сестра отвечала нехотя, как всегда бывало, когда не желала ни особо разговаривать, ни грубить. Сам Гриша уже давно бы переменил тему, но мать не замолкала, настойчиво твердя о вреде чтения для юных девиц. Лукешка то и дело поддакивала матери. Для тонкого звериного слуха ее голос казался особенно пронзительным и визгливым.

Сестра сорвалась на особенно дребезжащую ноту, волк недовольно рыкнул и тряхнул головой.

– Потише вы! – словно в ответ недовольству зверя раздался мрачный голос Петра Григорьевича. По всей видимости, отец тоже сидел в гостиной. – Вот раскудахтались, дуры!

Женщины замолчали. Григорий представил себе, как мать сразу же опустила взгляд, Лукешка обиженно надулась, а Софья выдохнула, понимая, что наступила передышка.

– Надо бы Гришку навестить, – младшая из сестер решила сменить тему. – Узнать, как он там.

Волк осклабился и дернул губой – только Лукерьи не хватало в доме Бутурлиных. Хотя, именно ей будет полезно столкнуться с графом Шуваловым. При мысли о том, как сестра испугается, Белов довольно хмыкнул.

– Нечего его навещать! – Отрезал отец. – Пусть дурь из башки выветрится сперва!

– А если нет? – вдруг спросила Софья.

– Что нет?

– Если это не дурь?

– А что ж еще? – фыркнул Белов-старший. – Ты эту девку видела? Ни рожи, ни кожи… подержаться и то не за что…

В доме вдруг замолчали.

Григорий не сразу понял, что глухое рычание раздавалось из его глотки. Понимая, что выдал себя и что сейчас прибегут слуги, гвардеец неспешно преобразился и поднялся на крыльцо.

– Григорий Петрович! Это вы тут под окнами? – обрадованно воскликнул лакей.

– А ты думал кто? – усмехнулся Белов.

– Так говорят, зверь лютый в Питерсхоффе объявился, мужиков жрет, девок портит…

– Ну ты не девка, тебе-то что бояться? – осклабился Григорий, направляясь в гостиную. – Докладывать не надо, и так все меня слышали. Как, впрочем, и я всех…

Он вошел в комнату, холодно кивнул родителям, скривился при виде Лукешки, и направился к Софье.

– Софьюшка, уж прости, что позабыл весточку послать, дел много было, – звонко чмокнув сестру в щеку, Григорий быстро обернулся к отцу. – Поговорить надо.

– Говори.

– Здесь? – гвардеец выразительно посмотрел на окончательно притихших женщин.

Мать боялась поднять глаза на сына, Лукешка обиженно дулась, Софья лишь улыбалась, правда во взгляде старшей сестры то и дело проскальзывало беспокойство.

– А что ж не здесь? – хмыкнул Белов-старший. – Или стыдишься при всех прощения просить?

Сын усмехнулся, понимая, что отец намерено старается вывести из себя. Возможно, он и позволил бы себе такое, но не сейчас, когда судьба его ведьмы была под угрозой.