Кузнеца вызвали в суд, зачитали обвинительный акт: систематически, многократно укрывал беглых каторжников, обстрелял казарму приисковой охраны, оказал вооруженное сопротивление во время ареста.
До этого момента кузнец думал, что все кончится по-иному — его подержат в тюряге, поморят голодом, покормят им клопов, затем устроят ему «пятый угол». Лётные рассказывали, как делается это, — явятся в камеру четыре здоровенных охранника, встанут по углам и скомандуют: «Подсудимый, марш в свой, в пятый угол!» — «Здесь нет такого!» — «Ищи, скотина!» И закатят либо тумака кулаком, либо пинка сапогом. Отшатнется узник в сторону, а там влепят из другого угла. Так — с покриками: «Не лезь в чужой, ищи пятый! Пятый! Пятый!» — измолотят его до полусмерти и после этого костолома выбросят ночью за тюремные ворота — хоть живи, хоть подыхай.
А надвигалось совсем иное. Кузнец еще раз глянул на судей. Их было трое. Они сидели за зеленым столом, все гладко причесанные, одетые в черное, сидели тихо, чинно, без подвижки, вроде мертвецов.
«Какие они обкатанные», — подумалось кузнецу, и вспомнилась долина речки Болтунок, где среди песков во множестве валялись камни-окатыши, как называли там валунник. И ему ярко представилась картина — троица каменно бездушных валунов-судей толкает его по дебрям и хлябям через всю Сибирь на каторгу.
Отгоняя это наваждение, Флегонт сознательно, нарочито сильно вздрогнул и крутанул головой, потом сказал с нажимом, будто стукнул молотом о наковальню:
— Весь обвинительный акт — брёх.
— Подсудимый, не забывайтесь! — строго сказал председатель. Помолчав, спросил: — Ваша фамилия?
— Звонарев.
— Имя?
— Нету.
— Как так?! — Председатель, самый обкатанный из троих — у него было пухлое, бритое лицо, лысая голова, толстое брюхо, — заорал совсем не обкатанным, скрипучим голосом: — Игра в непомнящего?.. Ты брось эти штучки! Захотел березовой каши? И получишь! У нас это быстро. Розги всегда наготове. Мы эти игрушки применяем. И нередко. Да-с, нередко! Непомнящих и без тебя довольно бродит.
— Я без игрушек, я серьезно говорю: было имя Флегонт. А больше носить его не хочу, не буду.
— Почему?
— Подлое. Слышать его не могу.
— Нормальное христианское имя. Чем оно претит тебе?
— Проклятое.
— Это каким же образом?
— Я проклял.
— За что?
— У меня есть брат, тоже Флегонт. Он предал, оклеветал меня, я здесь по его милости. Будь он проклят!
— Вместе с именем?
— Да.
— Но имя тут не виновато, и мы оставим его.
— А я не буду носить, переменю.
— Ничего не выйдет. Имя дают при крещении, а крестят только один раз.
— Переменю сам, без крещения, без попа. На Урале есть такие, все делают сами, без попов. И зовутся беспоповцами.
Судьи поморщились: у них бывали неприятные стычки с этими сектантами.
— Зовись как хочешь, как тебе любо, но для нас, для закона, по этому делу, — председатель хлопнул ладонью по бумагам, — останешься Флегонтом. К нам поступили данные, что ты, Флегонт Звонарев, укрывал беглых каторжников.
— Что значит укрывал? — спросил кузнец.
— Давал им ночлег, прятал их.
— Прятать у меня некуда. Ночевать пускал.