Сусанна уходит, оставляя меня один на один со словами, не верить в которые я не могу. Лунник не дружит с головой — не нужны ни справки, ни откровения Сусанны, чтобы понять это. Он и сам не сильно скрывается. Но значит ли это, что моя жизнь… в опасности?

— Аврора! — слышу громкий шепот сестры. — Аврора, лицо!

Я слишком поздно понимаю, что какому-то умнику пришла в голову идея навести на меня камеру крупным планом. И мое лицо на огромном экране совсем не похоже на лицо счастливой невесты. Приходится улыбнуться, дать себе моральный пинок и вспомнить все, чему меня учили: модель улыбается всегда даже если у нее болит зубной нерв или воспалился геморрой.

И я улыбаюсь. Девушка на экране мгновенно преображается. Никто, даже самый прожженный знаток человеческих душ не угадает за этой лучезарной улыбкой растерянность и панику. Никто, кроме психа в центре поля, потому что он смотрит на меня и впервые с начала матча, улыбка сползает с его лица.

Понятия не имею, как мне удается спокойно досидеть до конца матча. И тем более не понимаю, почему не пытаюсь убежать. Как будто заговоренная или, лучше сказать, приколоченная, сижу на скамейке и слежу за тем, чтобы улыбка не сползала с губ.

Почему я не могу вспомнить имя того мальчишки? Не помню ни его лицо, ни голос, ничего. Если бы Сусанна не сказала про больное сердце Ма’ну, я бы никогда не вспомнила о том, что в моей жизни уже был человек с роковой болезнью. Хотя, я не могла забыть. Ведь тот мальчишка не был просто транзитным пассажиром моей жизни.

Я снова и снова забрасываю удочку в глубины памяти, но едва ли вспоминаю еще хоть что-то важное. Смешно сказать, но это словно закрытая секция, испорченный кластер жесткого диска, который, хоть убейся, не прочесть. Я помню только, что он был совершенно лысым и невысоким, и очень-очень худым. Таким худым, что острые плечи торчали из футболки подобно деревянной перекладине у пугала, делая его фигуру похожей на правильный прямоугольник.

И еще я помню, что он умер.

И это разбило мне сердце.

— Нана, — останавливаю сестру, когда матч заканчивается они с Р’раном собираются уходить. — Ты помнишь того лысого мальчишку?

Нана помнит всех, у нее отличная память и способность умещать в ней все до последних мелочей.

— Аврора. — В глазах сестры плещется сочувствие, совсем как в тот день, когда она приехала в больницу и узнала, что я потеряла ребенка. — Почему ты вдруг о нем вспомнила?

— Потому что я о нем забыла, — грубее, чем хотелось бы, отвечаю я. Не понимаю, на что злюсь, но чувствую себя черствой, бессердечной тварью. Как же так? Он был не просто уродцем, к которому я потихоньку сбегала на смешные детские свидания. Он был… идеальным?

Смешно. Как может быть идеальным уродливый нелюдимый мальчишка, над которым насмехался весь класс? Как двенадцатилетняя девочка может что-то смыслить в красоте? Но я смыслила, потому что никто и никогда не смотрел на меня так, как он. Потому что он рассказывал о далеких волшебных странах, а когда я спрашивала, откуда он столько всего знает, только улыбался, стучал пальцем по лысой голове и отвечал: «Это все здесь, я там живу… иногда».