— Расплата за грехи, — делаю вид, что ворчу. Целую ее в макушку и начинаю медленно массировать поясницу, когда мою бабочку простреливает болезненная схватка. — Надеюсь, наши гусеницы не запомнят меня таким.

— А я очень надеюсь, что именно таким и запомнят, — отвечает Аврора, когда схватка отступает. — Ты само очарование.

— Похожее на придурка. Эй, бабочка, я привез кубок, — торжественно шепчу ей в ухо.

И моя сумасшедшая жена бросается мне на шею, хоть со стороны это наверняка выглядит забавно: ее животик такой большой, что мешает дотянуться до моей шеи. Становлюсь на колени, давая взъерошить себе волосы, и, украдкой задрав ее розовую батистовую кофточку от пижамы, говорю прямо в пупок:

— Хватит мучить маму, гусенички.

Может, и выгляжу придурком, но мне правда плевать. Только идиоты стыдятся счастья.

Наши малышки — Э’ли и Со’ла — появляются в три и половину четвертого часа ночи, озаренные голубым светом полной, нереально чистой луны. У них темные глаза с обсидиановыми искрами и серебристый пушок на голове. И они совершенно точно самые очаровательные малышки на свете.

— И правда на гусениц похожи, — улыбаюсь во весь рот, словно коршун, нависая над кроваткой.

— Я бы сказала — на сморщенных личинок, — зевая, бормочет Аврора.

— Я запишу эти твои слова, — посмеиваюсь над ней, и замолкаю, потому что моя бабочка проваливается в сон.

И кстати, мы правда чумовая семейка. Почему? Потому что я забыл рассказать про ручного енота, двух кошек и сову.

— Эй, гусеницы, — я присаживаюсь к кроватке, откуда на меня смотрят две пары глаз на сморщенных личиках. — Я расскажу вам сказку, у которой обязательно будет счастливый конец…

***