Возможно, я покажусь слабаком, вещая о великодушии после того, что со мной обошлось это существо, но его смерть не доставит мне удовольствия.
Поэтому разжимаю пальцы и без интереса наблюдаю за тем, как Шэ’ар сползает на землю, жадно глотая жизнь.
— Ты… малолетний… долбоеб, — скалится он.
Я без сожаления ставлю ногу ему на затылок и втаптываю рожу в грязь.
— Приятного аппетита, — говорю глухо.
Глава тридцать восьмая: Аврора
Я жду Ма’ну всю ночь и все утро. Сижу возле окна, как девица из сказки, глотаю слезы и проклинаю себя за то, что не увязалась следом. Тогда это казалось каким-то неправильным. Мой псих — не маленький мальчик, чтобы прикрывать его своей юбкой, и он бы никогда не принял помощь в таком деле. Но сейчас мне кажется, что все это такие ужасные мелочи, ради которых не стоило и мешкать. Нужно было просто плюнуть на все и пойти с ним. Не думать о последствиях для его мужского эго, не думать о том, что он — мужчина, а не сопливый мальчик. А подумать о том, что у нас с ним — одно сердце на двоих.
Я знаю, что ему больно. У меня горит за ребрами, словно меня отпинала футбольная команда. И во рту стоит вкус крови.
Я сижу на подоконнике и громко, наплевав на все, скулю. У меня были такие планы на жизнь, что хватило бы приключений до старости, но без Ма’ну рядом это не имеет никакого смысла. Без него все не то.
Я почти готова бежать за ним на край света, когда замечаю во внутреннем дворе знакомую фигуру. Срываюсь с места и бегу. Нет, не бегу — лечу. На лестнице спотыкаюсь и кубарем падаю вниз, больно ударяюсь лбом о какой-то выступ. Перед глазами все плывет, что-то теплое стекает по ресницам, но я смазываю надоедливый ручеек.
— Аврора, боги!
Я честно хочу улыбнуться, но ничего не получается. Ма’ну берет меня на руки, прижимает к груди — и его сердце так быстро бьется, как будто это я неизвестно где шаталась всю ночь. Голова кружится, язык путается в простых словах. Что же я хотела сказать ему?
— Тебе нужно в больницу, — бормочу я, когда сквозь завесу тумана проступает любимое лицо.
Синяки на скулах успели потемнеть, верхняя губа распухла, под носом кровоподтеки.
— Это тебе нужно в больницу, неуклюжая моя, — говорит он мягко, но… что-то в его интонации изменилось.
Это говорит человек, который не примет отказ. Это говорит мужчина, который посмотрел в лицо смерти, а потом плюнул на нее и переиграл все по своим правилам. И я неожиданно для себя затихаю, совершенно послушная. Ма’ну чуть-чуть удивленно выгибает бровь и тут же стонет.
— Болит? — Прижимается губами к моему лбу. Нежно и так трепетно, что я тут же подтаиваю в его руках, словно желе. Закрываю глаза и крепко обнимаю за шею. Грязный и весь взъерошенный, но самый красивый на свете. Моя бесконечность всего.
— Уже не болит, — ни капли не вру я. — Ты как?
— Кажется, у меня пара ребер сломана, — говорит так, будто речь идет о порезанном пальце.
— Тогда нам точно нужно в больницу. Не обсуждается. И все разговоры на потом.
— Последний раз командуешь, женушка, — подначивает он.
И на его лице сверкает улыбка. Такая яркая, озорная, мальчишеская. Выстрел мне в сердце, но я готова раскинуть руки и попросить сделать это снова.