Первое недоразумение со СМИ случилось у меня еще в травоядные советские времена после выхода «Москва слезам не верит» – редакция посчитала возможным сократить интервью со мной. Скорее всего, журналисты решили, что эффектнее представить актрису, сыгравшую Катерину, в схожих с киногероиней обстоятельствах – такой же лишенной поддержки родных и потому несчастной. Но я-то рассказывала подробно и как помогали мне мама с отчимом, и как я им благодарна! Все слова любви и благодарности вырезали, что исказило смысл мною сказанного. И мама смертельно обиделась. Объяснить маме, что я все говорила по-другому, было совершенно невозможно – мы все свято верили печатному слову. Это принесло мне много горя. Я так любила маму, и мне было невыносимо видеть, как она молча страдает от того, что вырастила неблагодарную дочь, да еще и лгунью. С тех пор я проверяю каждое слово в интервью и настаиваю, чтобы написано было так, как я сказала, если это разговор со мной.

Но этот случай выглядит даже безобидно на фоне того, что стало происходить в желтой прессе в 90-е, да и продолжает происходить в современных медиа, где, например, некие «очевидцы» могут свободно рассуждать о нашем разводе с Меньшовым и его причинах.

И больше всего огорчает то, что люди верят. Привычка верить слову, напечатанному в газете или сказанному с телеэкрана, в нас по-прежнему крепка: сама часто верю, пока не прочту явную чушь о человеке, которого хорошо знаю, или о себе, или – еще один распространенный сюжет – о «внебрачном сыне» Володи.

Валентина Леонтьева, ведущая программу для малышей, любимая тетя Валя, с которой я знакома не была, а Володя был, но шапочно, на какой-то общей встрече вдруг сказала ему:

– А ты знаешь, что у тебя сын растет? И даже вырос! И у него уже свой сын, твоя копия!

– Нет, не знаю, – сказал растерянный Меньшов.

– Так вот, знай!

Ошарашенный Меньшов пришел домой и сообщил нам с Юлей, что у него вроде бы есть сын, что он за собой такого греха не помнит, но кто его знает, может, и есть, отпираться не станет, так что придется знакомиться… Мы с Юлей сказали, что вообще-то именно нам знакомиться совсем необязательно: как мы поняли, дядя-то уже взрослый. И спросили, чего хочет этот самый сын и откуда он взялся. Володя ответил: «Да вот, Валентина Леонтьева сказала, что ей подруга сказала, что у нее от меня сын. Поделилась своей драмой… Пока это вся информация…»

За четыре года, которые мы жили врозь, мог и не один сын, наверное, появиться, поэтому мы отнеслись к известию спокойно. Ну, сын так сын. Но Володю сказанное Валентиной Леонтьевой взволновало и он решил разобраться в истории. Нельзя так бросаться словами: у тебя, мол, сын есть! И даже внук, твоя копия. Если есть, значит, надо признавать, а если сплетни – забыть!

Да, и еще было сказано, что все они – и сын, и его мама, и внук не в Москве живут, а в каком-то городе, я уж не помню в каком. И Володя действительно ездил туда во времена нашего расставания. Он то ли что-то ставил, то ли помогал ставить в местном народном театре. С тех пор у него с этим городом осталась связь: главный режиссер народного театра Борис Смирнов – интересный собеседник, с которым Володя все эти годы не прекращал переписку. Ему-то Володя и написал с просьбой помочь разобраться. Назвал имя и фамилию дамы, претендующей на то, что у нее сын от Меньшова, и попросил написать ему честно, что он, Борис Смирнов, об этом разузнает. И как это так, уже и внуки имеются, а Меньшов слышит об этом впервые! И даже не напрямую, а из-за угла, по принципу «одна баба сказала». Володя добавил, что готов принять правду, какой бы она ни была. Отношения у них с Борисом Смирновым сложились дружеские, многолетние и откровенные.