– Не знаю, что-то нашло. Какое-то безумие, фантомы из детства… – Я потрогал свое тело, руки и лицо. – В какой-то момент я вдруг представил, что мне тринадцать, нет, даже двенадцать, десять… и мы несемся по дороге, чуть не срываясь в пропасть, – ветер свистит в ушах, мимо нас пролетают щиты B. S., и я выкрикиваю вслух эти дурацкие стишки, и вместе со мной их орет мой младший брат… И кажется, так было – и будет всегда. А потом вдруг раз – и полная пустота! И ни одного придорожного щита, как будто их повыкорчевал какой-то сумасшедший дантист… И нечего больше декламировать по дороге из Туляремии в Таос… И не на что пустить струю, напившись по дороге шипучки… У нас с братом всегда было разделение: я целился в слово «Burma», а он – в «Shave»…

– Фу! – сказала Эльза.

– Тем не менее… – Я прислушался к тающему вдали громыханью сумок, груженных живым литературным словом. – Просто умираю, как хочу дожить до этого момента… – шепотом сказал я. – Хочу! Хочу эту чертову темную грозовую ночь!

– Понятно… – сказала Эльза.

Как там принято говорить, гора родила мышь? Представить сложно, но примерно так оно и вышло. То, что на старте было подобно ракете из фильма Сесила Б. Демилля[62], в итоге обернулось позорным пшиком сырой петарды, неудачно запущенной в День независимости.

Да, мы запустили беспрецедентный литературно-дорожный проект Бреда, получивший название «По дороге кто куда». Как и предполагалось, я забил первый столбик, ознаменовавший начало самого длинного романа со времен Аппоматокса[63]. Интрига была строго соблюдена. Следующие главы ожидались на дорогах, ведущих в Кансил-Блаффс и Хила-Бенд. Повествование было прервано прямо на точке кипения. Вернее, на палочке с точкой, коей является восклицательный знак…

Первое время – ноль эмоций. А потом вдруг – целый взрыв!

Толпы путешественников, как цунами, хлынули по дорогам Америки вдогонку за романом Бреда, декламируя фразы и разыгрывая сцены, едва за нашей командой успевала осесть пыль. Каждый день появлялись все новые и новые щитки, неся одним персонажам лютую погибель, а другим – небывалые успехи…

У Бреда даже брал интервью один критик из «Chicago Times», правда, впоследствии оно пало жертвой кровожадного редактора, который оказался исследователем творчества Йейтса[64] и Поупа[65]. Но, как бы там ни было, главное свершилось: трасса Шестьдесят шесть обрела свою былую славу. Продажи авиабилетов резко упали: люди массово пересели с самолетов на автобусы. Автозаправочные станции вырастали как грибы после дождя. Мотели не успевали повышать цены. Нескончаемый поток домиков на колесах, набитых потенциальными покупателями поздравительных открыток, послушно змеился из Омахи в Угалугу… Появились даже CliffNotes[66] с кратким содержанием этого безостановочного придорожного повествования, ведущего вон от того столба – и до воскресенья…

И вдруг – катастрофа! Примерно на полпути между перевалом Доннера и Долиной смерти живительный литературный источник внезапно иссяк…

Волшебные струи мгновенно превратились в едкую щелочную пыль.

По всей земле, как обглоданные кости, белели никому не нужные дощечки с существительными, глаголами и прилагательными.