Анисья ворчала на Никиту:

— Наградил господь муженьком… не знаю, за какие грехи. Всю жизнь мучаюсь. Жена курам головы отрубает, а он в комнате прячется. Ему, видите ли, неприятно-смотреть…

На этот раз Никита ничего не сказал, молча вышел на улицу. Отправился на почту. Много раз он задумывался: почему все мужики могут резать скотину и птицу, а он нет? И сейчас опять задумался. Почему? С таким нутрем родился… В молодости он несколько раз пытался резать сам. Бывало, подойдет к скотине, посмотрит на нее, и все — нож под ноги, сам в дом. Однажды Анисья поднесла ему для храбрости стакан водки, но и тогда не смог Никита зарезать теленка. В другой раз она поднесла ему два стакана. Вместо того чтобы резать валуха, он с кулаками двинулся на жену. После этого она махнула рукой, однако нет-нет да поворчит. Пусть ворчит, пусть посмеиваются над ним мужики, а он свое дело крепко знает: наймет резака, а сам в сад, чтобы глаза не видели… Последние годы выручал Серега, а вот теперь его нет. Но зато есть Батюня, он хотя и далеко, но прикатит.

Моторин вошел в помещение почты, взял бланк телеграммы, заполнил его: "…Нужно зарезать четырех валухов. Приезжай немедленно…"

Девушка, которая принимала текст, усмехнулась:

— Поближе никого не нашли…

— Мы знаем, что делаем, — нахмурился Никита.

Девушка пожала плечами и подала Моторину квитанцию.

Батюня приехал в пятницу вечером — в коричневой куртке в старых солдатских брюках, в сапогах. Поставил мотоцикл напротив кухонного окна, вошел в дом. После приветствия он первым делом поинтересовался:

— Как тут Воробьевы поживают, которые у меня дом купили? Не сгорели еще?

— Пока бог миловал, — ответил Никита.

— Летом сгорят, — уверенно сказал бывший молоковоз. _ Здорово я их облапошил…

— Может, обойдется по-хорошему, — высказала надежду Анисья.

— Дай бог. Но не верится. Заколдованное дело, — сказал Батюня и опять задал вопрос: — Бабка Апроська не померла?

— Ты что-о! — воскликнул Никита, — Она еще лет восемьдесят пробегает! Десятую клюшку донашивает. Везет человеку!

— Везет ей, — согласился Батюня. — А мы хлебнем с ней горя…

Он снял фуражку, положил ее на подоконник.

— Садитесь ближе к столу, я вас чаем угощу, — предложила Акисья.

— Чай сама пей, — заворчал муж. — А нам чего-нибудь покрепче поднеси. Нынче, можно сказать, праздник…

— Придется поднести… кулак под нос, — пошутила хозяйка.

Но принесла из комнаты бутылку водки, собрала на стол еду, и ужни начался. Когда бутылка опустела, бывший молоковоз кивнул на нее:

— Повторим… и на спокой.

— Я вам повторю, — встрепенулась Анисья. — Что, давно матерщинные частушки не пели? Ешьте и — спать. Не обязательно до пляски доходить. Не велик праздник…

Мужики покашляли, повозились, начали дымить цигарками.

Утром Батюня спросил:

— Кто валухов подержит?

— Лариса с Анисьей, — поспешно сказал Никита.

Он взял железную лопату и ушел в сад, будто там неотложные дела. Не хотелось смотреть, как Батюня режет валухов. Посидел под яблоней, покурил, поковырял лопатой землю.

За завтраком Моторин похвалил жену:

— Умеешь ты, девка, жарить печенку, честное слово Пальчики оближешь!