Жена повертела в руках повестку, села напротив Никиты, покачала головой:

— Опять чего-нибудь… Дождался…

— Вроде ничего такого не было, — развел руками Моторин. — Если бы накуролесил, разве ты не узнала бы? Ты ведь у меня ревизионная комиссия…

— Уследишь за тобой. Что ни день, то зигзаг… Ну ничего, посидишь, не впервой.

Никита выхватил у нее повестку.

— Тоже мне. С ней советуются, а она тоску нагоняет. Не за что меня сажать!

Вмешался Сергей:

— А мне кажется, Семен на тебя что-нибудь… Подрались ведь. Может, он какую напраслину наговорил в милиции. Допустим, про клад. Дескать, не все золото сдал государству, себе оставил. Вот и вызывают для уточнения. Может быть так? Конечно.

— Не надо расстраивать папу, — сказала Лариса. — Ничего он не сделал, чтобы его наказывать. Дядю Семена судить надо, а не его.

— Я и не расстраиваюсь, — пожал плечами Моторин. — Просто беспокойно. Такой человек… И то предположишь, и се…

— Не надо ничего предполагать, — посоветовала Лариса, — И будет спокойней. Через два дня все выяснится.

Никита усмехнулся. Как же ему ничего не предполагать, если в кармане повестка? Через два дня, конечно, все выяснится, но за это время чего только не передумаешь. Не съездить ли в милицию пораньше, чтобы не терзать себя эти дни догадками?

Решил поехать на следующий день.

Обошлось бы все по-хорошему. Говорят, есть примета: разобьешь нечаянно какую-нибудь посуду — к счастью. Но перед отъездом, как на грех, ничего не билось. После завтрака Моторин взялся мыть посуду. Может, тарелка из рук выскользнет или бокал…

— Не надо, папа, я сама помою, — сказала Лариса.

Но Никита продолжал тереть мокрой тряпкой тарелку.

— Отдыхай, дочка. Не всегда вам с матерью мыть. Помогу…

Анисья молча смотрела на мужа, потом засмеялась.

— Помощник… Без тебя, что ли, не управимся? Ступа-ай, не мешайся!

— Сказал помогу — значит, помогу, — стоял на своем Моторин.

Он налил в стакан холодной воды, выплеснул ее в ведро, в тот же стакан налил кипятку — не лопается. Вот крепость! Грязной посуды осталось совсем немного, а ничего еще не разбито. Никита выбрал тарелку похуже, в лопинах, поставил ее на край стола. Поворачиваясь, как бы нечаянно зацепил тарелку локтем. Она ребром ударилась об пол, укатилась под табуретку и прислонилась к ножке. Целехонькая!

— Эх, помощник! — Анисья подняла тарелку. — Что корова на льду, что ты за мойкой посуды…

— Через вас уронил, — для вида оправдывался Моторин. — Дудите и дудите под ухом. Не приставайте, а то еще что-нибудь на пол жахнется.

Над столом закружилась большая муха. Намереваясь поймать ее на лету, Никита махнул рукой. Муха улетела, а кулак Моторина угодил в стопу чистых тарелок. Вся стопа рухнула на пол, полетели осколки. Несколько секунд Никита стоял на одном месте и чесал затылок. Жена двинула его локтем, шлепнула мокрой тряпкой по спине.

— Наработал, чертушка! Напомогал! Восемь тарелок вдребезги!

Моторин виновато пожал плечами. Увидел муху, схватил полотенце.

— Через тебя тарелки раздохал, паскуда! Хоть бы одну или две, а то восемь штук! — Он замахал полотенцем, стараясь сбить муху, но она увертывалась, кружилась по кухне. — Откуда ты взялась, кобыла! Вчера всех выгнал, а нынче опять!.. Н-на! Н-на! — шлепал Никита полотенцем по стенам. — Живучая, собака! Разов пять саданул, а она все летает… Н-на!