Генерал успел все это прокрутить у себя в голове за считанные секунды и уже собрался говорить, как до него дошло, что письмо само оказалось на столе императора. Но ведь все письма до этого шли только через него! Письмо пришло прямо к императору. С явной угрозой! Именно ему! Теперь понятно его волнение…
— Ваше величество! А кто принес письмо?!
— Никто. В течение последнего часа были допрошены все, кто находился во дворце. Все, без исключения! Кроме того, это не письмо, а просто лист бумаги с одной строчкой.
Генерал сначала растерялся, а затем неожиданно испугался. Неизвестно откуда в кабинете кайзера появился лист бумаги, а затем неизвестно откуда прилетит пуля…
— Ваше императорское величество, отдайте приказ об усилении мер охраны!
— Уже приняли, но спокойным я себя почему-то не чувствую.
— Разрешите мне вам кое-что сказать, ваше величество?
— Для этого и звоню, Эрих. Мне нужен твой совет.
"Это его почти дружеское обращение, говорит о том, что он не только крайне взволнован, но и вне меньшей степени испуган".
— Ваше величество, может дать ему понять, что мы не хотели ничего плохого. И попросить… гм… его совета, чтобы избежать… — генерал чувствовал себя неловко за просительный, столь несвойственный ему тон, но поделать с собой ничего не мог.
— Генерал, вы понимаете, что говорите?!, — перебил его слова и мысли, раздавшийся в трубке, резкий и злой голос императора.
— Извините, ваше императорское величество! Такое больше не повторится!
"Напыщенный и самоуверенный индюк!, — вдруг неожиданно подумал генерал, который раньше старательно не допускал подобных мыслей, и ему от этого стало легче.
В следующую секунду трубку на другом конце провода положили. Генерал, не сдерживая себя, швырнул трубку на рычаг, потому что внутри него все ходило ходуном.
"Только о себе думает, этот надутый фазан! А о том, что произойдет в 18 году, кто подумает?! Кто, спрашивается?! Майн гот! Если русский прав, то о том, что случиться с Германией, знают только два человека! Если император ничего не предпримет, то… всему конец! Империя рухнет! Надо что-то придумать. Но что?!".
Эпилог.
Я стоял на краю летного поля и смотрел, как истребитель выделывает в воздухе различные фигуры. Рядом со мной стоял штабс-капитан Роднин, командир воздушного отряда истребителей. Плотный, коренастый пилот, прошел германскую и австрийскую войну, заработав два ранения и два креста, потом какое-то время преподавал в школе пилотов, а затем снова вернулся к летной работе.
— Степанченко — молодец. Молодой, а авиатор из него… Одним словом, талант. И с погодой нам повезло, Сергей Александрович.
Погода четвертый день, всем на удивление, стояла теплая и солнечная, что было довольно неожиданно для весны в пригороде Петербурга, когда в любой момент ветер мог измениться и притащить с собой свинцовые тучи с холодным, секущим дождем.
— Спорить не буду, Павел Андреевич. Ваш подпоручик — авиатор, скажем так, от бога, — я отвел глаза от самолета и повернулся к нему. — Когда едете?
— Самолеты уже приняли. Сегодня показ закончим, день на отдых — и на службу!, — он хитро усмехнулся и скосил глаза на толпу иностранных дипломатов и военных атташе. — Будем на Дальнем Востоке узкоглазых обезьян пугать!