При виде голого остова из стальных балок что-то всколыхнулось в памяти, как будто в нем было что-то знакомое. Не столько в самом здании, сколько в каком-то смутном побуждении, которым он когда-то пренебрег.

Сильвермэйн был близко – так близко, что Питеру уже не требовался приемник. Паучье чутье провело его сквозь все опасности чрева мертвого зверя, и он остановился над грудой старых досок на полу. Сигнал шел откуда-то снизу. Стараясь не шуметь, Питер принялся отодвигать доски. Вскоре открывшийся проход оказался достаточно широк для его гибкого тела. Соскользнув вниз, к полуразрушенным ступеням, Питер пригнулся и, крадучись, двинулся вперед.

Большая часть подвала была скрыта во тьме, но целая коллекция мерцающих свечей и угасающих фонарей отбрасывала причудливые тени на бетонные стены и балки. Ни в одном из чувств Питера, кроме паучьего чутья, не было ничего сверхъестественного, однако в остроте этих чувств он намного превосходил среднего человека. Поэтому он понимал: заметить его нелегко, если только он сам не выкинет какую-нибудь глупость.

В центре просторного помещения, на вершине какого-то сооружения из шлакоблоков, стоял на коленях перед старым листом фанеры сам Сильвио Манфреди. Он что-то бормотал себе под нос, сложив руки перед грудью, словно для молитвы. Выглядел он на удивление скромно.

«Окей, вот он. Что дальше? Если изловить его, он выдаст мою тайну. Ну что ж, он нашел, чем меня зацепить – быть может, мне удастся найти его слабое место?»

Лист фанеры – объект внимания бандита – был сплошь увешан фотографиями, газетными вырезками, вырванными страницами журналов и книг, предметами одежды и украшениями, приклеенными, приколотыми кнопками, прибитыми гвоздями на свои места. Общая тема всей этой выставки была ясна даже отсюда, издали.

«Это все о нем. О жизни Сильвермэйна».

Тут глаза Питера привыкли к полумраку, и он увидел, что такими же подборками данных заняты все стены вокруг. Приглядевшись, он понял и другое: все это представляло собой какой-то безумный каталог с системой перекрестных ссылок. Первый раздел был сгруппирован по годам и десятилетиям; во втором были перечислены все жертвы Сильвермэйна – убитые пулей, ножом, кулаком. Третий оказался реестром краденого – денежных сумм, золота, драгоценностей. В четвертом разделе были собраны только фотоснимки. В пятом, напротив, только текст – письма, газеты, журналы. Все вместе в неверном свете пламени свечей казалось странной мозаикой, причудливым абстрактным орнаментом.

«Что-то вроде храма… самого себя?»

Сильвермэйн прекратил бормотать. Голос его зазвучал громче:

– Нам говорят: мы рождены для смерти…

«Поет? И даже без караоке?»

Уверенный тенор эхом разнесся в темном подвале, но Сильвермэйн тут же осекся и снова забормотал:

– Нет. Опять не то.

«Одежда, манера разговора… Он будто заново, по кусочкам, проживает последние восемьдесят лет. Нет, он не молится – он пытается вспомнить!»

– Есть! Поймал!

Крик Сильвермэйна прозвучал так громко, что Человеку-Пауку на миг показалось, будто он чем-то выдал себя. Но нет, гангстерский босс всего лишь праздновал собственную победу. В восторге он выхватил из кармана новенький цифровой диктофон, сорвал с него упаковку и поспешно вставил в гнездо батарейки.