Собираясь вместе, мы не говорили только об одном – о будущем. Из отдела опеки, члены которой осмелели после двух бесплодных поисков завещания, прислали какого-то типа с проверкой. Он застал дома одну Пэппи и раскудахтался, узнав, что целых две квартиры и одна комната в Доме пустуют. А почему арендная плата такая низкая? Значит, не пройдет и двух месяцев, как в квартире на первом этаже, в комнатах Гарольда и миссис Дельвеккио-Шварц появятся новые жильцы. Разве отделу опеки объяснишь, во что превращаются нижние этажи домов в Кингс-Кроссе? Стало быть, опять Дом наводнят матросы. Джим уже беседовала об этом с адвокатом Джои, и та объяснила, что нашу арендную плату нельзя повысить без разрешения соответствующих органов, потому что эта плата была установлена самой хозяйкой еще много лет назад. Но нас тревожит в первую очередь то, что в Доме появятся чужие люди. Ведь мы живем в Кингс-Кроссе, местное жилье не назовешь квартирами, комнаты ужасны. Ниже всех стандартов! Вдобавок чертов отдел опеки получит шанс совать нос в нашу жизнь. А когда приберет наш Дом к рукам, то перевернет его вверх дном и наверняка потратит большую часть наследства Фло на перестройку и ремонт дома в соответствии с каким-нибудь указом, который сочтет подходящим. И наверное, запретит рисовать на стенах.

Все разошлись, лишь я медлила.

Тоби почти не говорил, только сидел на полу по-турецки и слушал, переводя взгляд с одного лица на другое. Его глаза казались почти красными – верный признак, что он еле сдерживается и что-то задумал. Думаю, причина тому – Фло. Да, Тоби всегда был добр к ней, но девочке не удалось подчинить его себе, как всех нас. Тоби устоял – может, потому, что он истинный австралиец. Подчиниться женщине? Ни за что!

– Ты не передумал сохранить комнату за собой? – спросила я, когда он приступил к мытью посуды.

Он стоял спиной ко мне.

– Нет.

– Тогда что тебя гложет?

– Ничего.

Я подошла поближе к раковине и встала, прислонившись к шкафу, чтобы видеть Тоби хотя бы в профиль.

– Неправда. Фло?

Он обернулся.

– До Фло мне нет дела.

– И это ужасно. А нам всем есть дело до нее. Тебя не волнует судьба сироты?

– Она испортит тебе жизнь, – сказал он, глядя в раковину.

– Фло на это не способна, Тоби, – мягко произнесла я.

– Ничего ты не понимаешь, – процедил он сквозь зубы.

– Да, не понимаю. Может, объяснишь?

– Ты привязалась к недоразвитому ребенку. С Фло что-то не так, и тебе придется ближайшие двадцать лет тревожиться за нее, таскать ее по врачам, тратить деньги, которых у тебя нет. – Он спустил воду из раковины.

– А как же сберегательные книжки?

– Напрасно ты на них рассчитываешь. Завещания нет, Харриет, правительство своего не упустит, ребенок не увидит ни пенни из материнских денег. Фло станет обузой для тебя, ты постареешь преждевременно.

Я села в кресло и нахмурилась.

– Значит, все дело во мне, а не во Фло?

– В этом доме есть только один человек, ради которого я готов свернуть горы, – это ты. Больно думать, что ты превратишься в замученную, усталую женщину, каких полно в Сиднее, – с детьми, цепляющимися за юбки, и мужьями, которые не вылезают из пивных, – объяснял он, вышагивая по комнате.