В голосе Каппеля послышалась такая жгучая тоска, что адмиралу стало неловко. Жена генерала где-то в красной России, в Иркутске он встретился с детьми, которые жили с родителями супруги, уже довольно старыми людьми. А войне нет конца и края, нет часа, чтобы оторваться от неотложных дел и хоть один час побыть с близкими…

Владивосток,

бывший командир роты Военной

учебно-инструкторской школы

подполковник Хартлинг

– Не думал, что доживу до такого непотребства, – пробормотал подполковник Хартлинг, глядя, как огонь в буржуйке пожирает его галунные золотые погоны. Когда пламя дожгло последние нити, в душе что-то оборвалось, а в печку были брошены еще несколько пар погон, снятых с плеч другими, со столь же угрюмыми лицами, офицерами.

Переворот во Владивостоке свершился – американцы и чехи ходили по улицам с видом победителей, японцы были намного сдержаннее, выглядели растерянными, эти интервенты явно не понимали, в чем их облапошили друзья-союзники. Новая «демократическая» власть стала официально называться «Временное правительство – Приморская областная земская управа», и в ней, как стало ясно, верховодили эсеры. И уже 1 февраля весь город был украшен красными флагами, многие нацепили красные банты. Новоявленный председатель правительства Медведев громогласно заявил на весь город: «Когда одна власть сменяет другую революционным порядком, то красного флага бояться нечего».

– Ничему эти «господа-товарищи» эсеры не научились, – желчно бросил кто-то из арестованных офицеров. – Устроили свою «розовую» власть в Красноярске и Иркутске, и где она? Где их Политцентр, которому Верховного правителя выдали? Пришли большевики, топнули ногой, и сами разбежались, как крысы, в разные стороны, или к коммунистам подались, в ревком, сменили цвет на красный!

– Заметьте, господа, – глухо произнес подполковник Хартлинг, – они моментально стушевались, когда пришли «товарищи из сопок», у партизан сила, у эсеров ее нет – они явились к власти на штыках интервентов, собственной армии у них нет, а та, что была, уже развалена. Проходили мы всю их эту «демократизацию», научены-с.

Влияние большевиков на эсеров росло не то что с каждым днем, с часами, если не минутами. Скрывавшийся большевизм открыто вышел на улицы, митинги проходили ежедневно, выдвигаемые к новой власти требования становились жестче и радикальнее. Коммунистические газеты стали открыто призывать сделать переворот полным и окончательным, сменив розовый цвет на красный. Вот тут эсеры и притихли, ошеломленные тем, что их чуть ли не открыто поносят, вместо того чтобы преклоняться, как они и рассчитывали, и стали делать одну уступку за другою, совершенно не понимая, что все это ступеньки в лестнице, что ведет к установлению большевицкой «диктатуры пролетариата».

Первой жертвой стала армия – коммунисты хорошо понимали, что следует делать в первую очередь, здесь у них был очень богатый опыт. Уже на следующий день было введено выборное начало – войска моментально превратились в революционную толпу, ибо тут же рухнула дисциплина. Затем отменили чины и стали спарывать с плеч погоны в инициативном порядке. А вот сегодня заключенным офицерам прочитали официальный указ «правительства» о снятии погон.