Александр Александрович сразу же потребовал встречи или с доктором Благошем, или с самим полковником Крейчием, предварительно сказав солдатам, кто он такой. Чехи немедленно раскрыли дверь – Ширямов воспрянул духом, но, как оказалось, совершенно напрасно. Его просто избили, пусть и не так жестоко, как прошлой ночью, больно, но без большого ущерба. Когда чехи закончили экзекуцию, то на хорошем русском языке ему пояснили, что сидеть нужно молча, не издавая звуков. Если «пан большевик» еще не осознал своего совершенно изменившегося положения, то они имеют право объяснить ему иначе, и при этом приставили к горлу кончик острого чуть искривленного бебута, армейского кинжала.

Ширямов понял, что влип, причем серьезно – сидел на нарах молча, в углу мерзко воняло ведро, служившее парашей, и ощутимо дрожал. Но не от холода, в вагоне было натоплено, дрожал от совершенно расшатавшихся нервов и неизвестности.

Лязг открываемой двери бросил его к окошку – в клубах белого морозного воздуха в теплушку забрался высокий военный в шинели и шапке, что‑то сразу приказал тюремщикам, и те моментально выпрыгнули наружу, бережно задвинув за собой дверь. А когда начальник, а это стало ясно, сам открыл камеру и сделал приглашающий жест рукою, то Ширямов его узнал сразу, пусть в вечерних сумерках разглядеть лицо было трудно. Это был сам командующий 2‑й чехословацкой дивизией полковник Крейчий.

Указав на лавку у окна, на которую Ширямов быстро присел, офицер опустился напротив, снял с головы мохнатую меховую шапку, с легкой усмешкой произнес:

– Не думал, что вы останетесь в обреченном городе. Предполагал, что вам хватит хитрости и ума уехать в эвакуацию с первым же обозом по Якутскому тракту, оставив вместо себя Зверева. Вы председатель ревкома, он командующий войсками – не вам, а ему ответ держать.

– Хотел, но вторым обозом. Но тут внезапно напали казаки…

– Вот потому я и рассчитывал, – улыбка на лице Крейчия, освещенном слабым светом керосиновой лампы, сказала Ширямову все без всяких, уже совершенно ненужных, излишних слов. Полковник усмехнулся, увидев исказившееся гримасой лицо своего пленника.

– Вы все правильно поняли, «товарищ» Ширямов – как сказал классик – «мавр сделал свое дело»!

Иркутск

бывший Верховный правитель России

адмирал Колчак

– Революция совершенно изменила Россию, Александр Васильевич, к прежней жизни возврата нет. Большевики дали людям то, что те хотели, – мир с германцами и землю. Не будем брать моральный фактор – темному народу, ведь общее просвещение его не проводилось, по большому счету было откровенно наплевать на идею «великой, единой и неделимой России». Империя рассыпалась на множество осколков, погрузилась в анархию, и большевики с призывами к самым низменным инстинктам выиграли у нас эту гражданскую войну.

– Эту? Я вас правильно понял, Владимир Оскарович, что вы считаете, что еще одна междоусобная война неизбежна? – адмирал крепко сжал подлокотники кресла своими сильными пальцами.

– Да, Александр Васильевич, – Каппель говорил негромко, лицо серое от нечеловеческой усталости. А глаза… Адмирал не мог подобрать слово, но он видел их постаревшими на много лет, словно седыми. Именно седыми, пусть такое сравнение будет казаться очень странным.