Можно было не выворачивать шею, я и так знал, что там моё изображение, а не какого-нибудь нового пушистого котёнка, которого она назвала Сладкий Пирожок или Пенси-Венси. Я ей просто поверил и взвыл что есть мочи.

— ЙИ-ОУ-У, ЙИ-ОУ-У, ЙИ-ОУ-У, ЙИ-ОУ-У, ИЙ-ОУ-У, ЙИ-ОУ-У. ЙОУ-У-У-У-УЛ, ЙОУ-У-У-У-УЛ.

Элли знала эту песню! Она часто слышала её лунными ночами. Она узнала мой голос. Народ бежал в обратном направлении, но Элли, роняя на ходу объявления, прорвалась ко мне.

И бросилась к клетке.

— Таффи! О, Таффи! Наконец-то я тебя нашла! Спасибо небесам!

Я мурлыкал, как бешеный.

Она потянулась открыть дверцу, но Ариф, перестав сосать царапину на руке, остановил её.

— Стой! Не выпускай этого кота! Он опасен.

Элли вытаращилась на него.

— Ничего он не опасен! Я знаю. Это мой кот.

Ариф затряс головой.

— Нет, нет. Ты ошибаешься. Многие коты похожи, а этот не может быть твой, его зовут Кискинс, и я везу его на уколы, потому что он едет в Испанию.

Элли положила руку на клетку.

— Нет, не едет, — сказала она. — Его зовут Таффи, и уколы ему уже сделали. И хозяйка его — я. Видите, какой умница — нарочно запел свою любимую песню, чтобы я его узнала.

— Не твой он!

— Нет, мой. Могу доказать.

Быстрее молнии она подняла щеколду и распахнула дверцу.

Я не ласкун вообще-то. Но когда речь о спасении, тут уж не до гордости. Я не стал медлить. Я бросился прямо в руки Элли, и мурлыкал, мурлыкал, и тёрся, тёрся головой о её подбородок, и делал все те глупые, постыдные вещи, что демонстрируют голодные коты, если у них кишка тонка просто глянуть на хозяина холодным взглядом, означающим:

— Давай корми.

— Видите? — сказала Элли. — Таффи совсем не опасный. Он замечательный, добрый, умный котик. И я вам его не отдам.

Ариф собирался заспорить, но тут к нам пробилась мама Элли и сказала:

— Да! Это явно наш кот. Его украли около недели назад. Мы по всему городу его портрет развесили, можете любого спросить.

Элли сжала меня ещё крепче.

— Теперь верите? — сказала она Арифу. Потом сняла с меня покрытый драгоценными камушками ошейник и положила на стол. — Клетку и ошейник можете оставить себе.

Я был ей обязан спасением, и потому не стал спорить. Арифу я подарил такой примерно взгляд:

— А вы со своим дружком ветеринаром остались с носом!

После того как мисс Уиппи призналась по телефону, что и в самом деле похитила меня несколько дней назад, Ариф прекратил спорить, и Элли с мамой по очереди несли меня домой. Полный триумф!

Когда мы подошли к двери нашего дома, я вывернулся из рук Элли. (Хватит баловать ребёнка.)

Затем с видом более чем хладнокровным переступил порог. Проходя под новыми, блестящими, отросшими за неделю листьями, я дружественно кивнул:

— Славно выглядишь, Комнатное Растение!

Я помахал Сковороде и Пианино:

— Привет, дружбаны! Я вернулся! — и отправился наверх поздороваться с Будильником и Тапочками. Элли шла за мной со старым ошейником в руке.

— Ох, Таффи! Как я рада, что ты дома!

Она надела мне ошейник. Он был ещё влажным от её слёз, но я, наверное, должен быть за это только благодарен. В конце концов, девочка спасла меня от худшей участи.