. «В природе бывает так, что воздух сгущается, кажется, вот-вот что-то случится. Но все равно, когда вспыхивает молния, ударяет гром и внезапно разражается ливень, это кажется неожиданным и невероятным. Все как-то фантастически меняется. И цвет всего, что вокруг, и запах. В „Вишневом саде“ такой момент наступает во втором акте, когда Раневская вдруг прорывается исповедью о своих грехах. Она просит Господа быть к ней милостивым, не наказывать ее больше. До этого все накапливалось и накапливалось, но было скрыто особой манерой. Раневская от всего защищается легкомыслием. Идет по самому краешку, уже и песок осыпается под ногами, а все легкомысленна. Но в какой-то момент вдруг, как ливнем, прорывается слезами и стонами. И начинается нечто неправдоподобное. Как в природе в тот миг, о котором я говорил. Фантастика. Вдруг откуда-то слышится оркестр. Раневская тут же просит организовать бал. Лопахин поет что-то из вчерашнего водевиля, затем насмешничает над Петей, произносящим небывалый по гневности монолог. Но тут же Лопахин произносит свой откровенный монолог, почище Петиного. Садится солнце. Как некий уродливый символ, проходит мимо Епиходов. Точно с неба раздается странный звук. Фирс бормочет, что точно так же было перед несчастьем. Пьяный Прохожий читает стихи Надсона. Лопахин, коверкая слова, вспоминает строчки из „Гамлета“. И наконец в последний раз он предупреждает всех, что назначены торги. Раневскую знобит, и все маленькой толпой уходят в дом».

Фирс. Перед несчастьем то же было: и сова кричала, и самовар гудел бесперечь.

Гаев. Перед каким несчастьем?

Фирс. Перед волей.

Воля – свобода. Свобода – несчастье. Свобода – это когда ты сам должен о себе заботиться и организовывать вокруг себя быт. Это потеря детства. Потеря счастья. Они не готовы к этой свободе. Они дети, которых выгнали из привычной жизни, из отчего дома.

Лопахин рассказывает о том, как можно вишневый сад разбить на дачи. А Фирс вспоминает, что когда-то люди знали прекрасный способ, как вишню сушить. Раневская спрашивает: «Где же этот способ?» Фирс отвечает с укором, что способ этот забыли.

Конечно, во всем этом так много смысла, что, кажется, произнеси как угодно текст, только чтобы слышно было, и вот уже смысл стал ясен всем. На самом деле чаще всего бывает иначе. Идет какая-то жизнь на сцене, актеры будто стремятся к ее сохранению, но смысл ее непонятен. Да, жизнь течет, но о чем она говорит, неизвестно.

Пускай Фирс глухой, но он глазами и кожей слышит. Он слышит и видит, что все идет прахом. Он даже знает, что все пошло кувырком именно «с воли». Тогда на месте все было, а теперь все «враздробь». А вкусная вишня – лишь часть того целого. От той, бывшей истины снова уводит Лопахин. Фирс это чувствует, даже если не слышит. Его рассказ о вишне – противодействие дачам. Недаром Гаев кричит Фирсу: «Замолчи!» Не потому, что старик мешает никчемным бурчанием. А потому, что в неясность Фирс вставляет что-то свое, обращая их к прошлому.

Но Фирс на окрик чуть обернулся и, промолчав, упрямо закончил про прелесть прежней жизни, про старый способ сушки и варки.