– Так я тебе и поверил! – ухмыльнулся князь. – Совестно ему было! Скажи на милость! Небось свернул с полпути, нашел место подоходней!

– После неудачи, которая меня постигла, я служил в столичной Управе частным приставом, – честно признался Калошин.

– Бывший разбойник служил приставом?! Вот так дела! – Князь был заинтригован. – Как тебе нравится это вранье, Казимир? – обратился он к Летуновскому.

– В Управы иногда берут бывших колодников, – дипломатично заметил тот. – Работа грязная, не всякий захочет пачкаться.

– Ну, а теперь ко мне зачем пожаловал? – В голосе Белозерского все явственнее слышались презрительные нотки. – Неужто казенные харчи опротивели, решил на моих подкормиться?

– Да я не за харчами вовсе, – отмахнулся Илларион, – я пришел, чтобы рассказать правду о вашей племяннице…

– Моя бедная племянница давно в раю вместе со своими домочадцами, – перебил его Илья Романович, скосив глаза на поляка. Тот делал вид, что разговор ему совершенно безразличен, и даже отошел в сторону, с интересом разглядывая портрет несчастной сироты, грациозно сложившей руки на груди и устремившей к небу невинные глаза, полные слез. Впрочем, портрет этот, как и все более-менее ценное имущество князя, был ему давно известен, и ростовщик имел о нем весьма определенное мнение: «Подделка!»

– Как в раю?.. А, ну да… Разумеется, – опомнился от удивления Калошин, – я ведь имел в виду ту авантюристку, что выдавала себя за вашу племянницу.

– Мне нет дела до авантюристок! – отрезал князь. – И до авантюристов тоже! Сброда всякого развелось – не продохнуть!

– Да ведь, Илья Романович, вам до нее дела нет потому, что вы считаете ее покойницей! – скороговоркой выпалил Илларион, отлично понявший, в кого метил князь, говоря об авантюристах. Зная крутой нрав Белозерского, он боялся, что ему укажут на дверь и не дадут досказать. – А она на самом деле жива… Живехонька! Под могильной плитой на кладбище Василеостровского острога лежит совсем другая девица…

– Что за чушь?! – вспылил князь. – Меня известили о ее смерти!

– Да ведь умерла-то не она, Илья Романович, а совсем другая девица, гулящая! – почуяв твердую почву под ногами, Илларион заговорил бойчее. – Ее и похоронили под видом вашей племянницы, то есть… Под видом авантюристки этой. А сама она вышла на свободу под видом той девки! Это мне известно доподлинно через самых верных людей, по старой службе!

Илларион приосанился, всем своим видом показывая, что сказал достаточно, и не намерен более навязываться. В серых выпуклых глазах князя мелькнуло беспокойство. С минуту он смотрел то на Иллариона, то на спину Летуновского, по которой, впрочем, нельзя было ничего прочесть.

– Я повторяю, мне нет до нее никакого дела, – наконец процедил сквозь зубы Белозерский. И внезапно, совсем другим тоном, тревожным и испуганным, добавил: – Где же она сейчас? Тебе известно?

Илларион загадочно улыбнулся:

– Я, Илья Романович, насчет многого, очень многого могу быть известен… Вот только не знаю, сумею ли вам угодить?

– Ты говоришь, семнадцать лет назад она живой вышла из острога… – пробормотал князь, хмурясь и кусая губы. – Это ничего еще не значит. За семнадцать лет она могла семнадцать раз умереть. И даже семнадцать по семнадцать раз! Да пусть она и жива – повторяю, мне до нее дела нет!