— Восемьдесят на шестьдесят. — озабоченно сообщает стюардесса. — И пульс зашкаливает.

— Низкое. — мрачно констатирует Михаил.

— Может, какие-то лекарства? — задумывается стюардесса.

— Нет, мне нельзя. — отказываюсь. — Просто посплю. Спать очень хочу.

— Вот и правильно. — улыбается девушка. — Сон — лучшее лекарство.

В Сочи жарко, солнечно, в аэропорту духота. Ждем багаж около ленты.

Стою в кругу Ангелины и Татьяны. Наши боссы переговариваются чуть поодаль. Мокрый красный главбух бросает в меня испепеляющие взгляды, но у меня нет сил злорадствовать. Я проспала весь полет, и все равно еле держусь на ногах. Давление по-прежнему низкое.

Ангелина тоже вся растрепанная и уставшая. На вечер, на сколько я помню запланирован деловой ужин с заказчиками. Не представляю, как я продержусь на нем.

Замечаю на конвейере свою сумку. Тянусь, чтобы ее приподнять.

Тут же рядом проносится вихрь, и мою руку накрывает широкая, мужская. Михаил. Сам поднимает сумку, и не думает возвращать ее мне.

— С дуба рухнула, тяжести поднимать?! — рявкает на меня.

Я отступаю от него. Все же он — грубиян. За те пару часов, что я провела на его плече, нисколечко не смягчили его.

Мне становится так обидно… За что он унижает меня постоянно?

— Ты чего?! — бычит он меня, всматриваясь в увлажнившиеся глаза. — Господи, Овечкина! Давай разревись тут еще при всех!

Вытираю слезы кулаком. Не понимаю, откуда они. Видимо усталость, и гормоны шарашат по мозгам, плюс смена климата.

— Так, ладно пойдем! — решительно берет меня за руку.

За нами приезжает несколько автомобилей бизнес-класса. Михаил берет меня с собой.

Всю дорогу молчим. Я во все глаза рассматриваю незнакомый город, а также гордый профиль гендира с прямым упрямым носом. Красивый мужчина. Огромный, опасный и злой. Точно медведь. Схожесть с лесным зверем ему придает густая шевелюра, борода, темный волос на руках, который обычно скрыт рубашками и пиджаками, но сегодня он в тонкой футболке, и литые мышцы перекатываются под хлопковой тканью.

У такого как он, богатого, умного, роскошного уверенного в себе самца не может быть ничего общего с такой простушкой как я… Не может, но все же есть. Маленькое сердечко его малыша, что я ношу под своим сердцем. Его частичка, его плоть и кровь, которую он так тщательно отрицает…

Но ведь я рожу. Пусть и не скоро, но все же, осталось чуть больше полугода, и на свет появится его наследник. А если он точно так же будет унижать малыша? Считать его глупым, никчемным, ни на что не способным? Бедный мой мальчик или девочка, они родятся без отцовской любви!

Плачу, реву в три ручья, стараясь быстро смахивать слезы, чтобы никто не заметил.

Михаил поворачивается ко мне. Его глаза скрыты солнечными очками, в них отражается мое распухшее от слез лицо. Он видит в каком я состоянии, и его брови сводятся к переносице.

— Останови! — обращается он к водителю.

Водитель притормаживает около площади с торговыми точками. Я не понимаю, что происходит, поэтому просто пытаюсь продышать забитый нос. Михаил Захарович выходит из автомобиля. Ненадолго скрывается в магазине.