Вот теперь я прекрасно осознаю коварство Гавриила. Сидит там небось на широком удобном кресле, когда я ощущаю себя сосиской в тесте.

Ну ничего. Потерплю. Час пятьдесят. Лететь-то всего ничего на самом деле.

Пассажиры рассаживаются. Вскоре проход пустеет, а самолет начинает легкое движение назад. Нам всем показывают фильм с инструкцией безопасности. Я почти смирюсь со своим положением, как замечаю в проходе знакомую высоченную фигуру.

Михаил Захарович! Он не оставил, не забыл про меня! За ним семенит давешняя стюардесса и Гэгэ.

— Ну, если девушка не против, то, в принципе, можно и поменяться. — бормочет борт-проводница.

— Девушка не против! — рявкает за меня Воронов.

— И вы, господин Пузырев не против? — уточняет стюардесса.

— Он только «за»! — рявкает еще сильнее гендир.

Пузырев идет красными пятнами. Мне даже становится его немного жаль. Его сейчас кондрашка хватит. Малыш горько плачет на весь салон, мужик воняет потом. У Гэгэ выступает испарина на лбу.

— Овечкина, чего сидим? Кого ждем? — злится Михаил. — Пропустите девушку! — рявкает он на потного мужика.

Смотрю на овеивающего от будущих соседей главбуха и внутри меня раздается злорадный хохот.

Поспешно вскакиваю с места и оказываюсь вжатой в крепкое тело Михаила. Дышу им, потому что это единственный приятный запах во всем салоне. Воронов сжимает меня еще сильнее. В узком тесном проходе самолета это не выглядит пошло или двусмысленно, и Михаил пользуется этим в полном объёме.

— Хорошего полета, Гаврила Генрихович. — ухмыляется гендир.

— Очень мило с вашей стороны, что вы решили уступить мне свое место. — вырывается из моего рта.

Михаил одобрительно качает головой.

— Молодец, Овечкина! Учишься стоять за себя!

— А-а-а!!! — орет ребенок.

— Кха-кха! — кашляет на весь салон потный мужик.

Оборачиваюсь на них и последнее, что вижу — злое и недовольное лицо главбуха, зажатого меж орущим ребенком и пухлым мужиком. Учитывая то, что сам Гэгэ больше меня раза в три, я от души желаю ему хорошего и комфортного перелета!

КРИСТИНА

В салоне бизнес-класса намного более просторно, чем в экономе, и хотя бы есть, чем дышать. Татьяна сидит отдельно. На ее лице торжество. Она ободряюще подмигивает мне и показывает большим пальцем вверх. Наверняка ее тоже возмущает гадкое поведение Гэгэ.

Ангелина сидит рядом с Кириллом Захаровичем. Ей явно не до наших разборок. Девушка бледная, какая-то зеленая. Исполнительный директор машет на нее свернутым журналом. На его лице растерянная сосредоточенность.

— У окна сядешь? — рычит мне в ухо Михаил Захарович.

— Ох, не знаю. — признаюсь я. — Мне нужен открытый доступ к туалету. Вдруг затошнит?

Михаил критически оглядывает меня с ног до головы.

— Сейчас тошнит? Голова кружится? Где-то болит?

— Сейчас нет. — признаюсь я. — Но это накатывает в одну секунду.

— Ясно, Овечкина, садись к окну, если что, я пропущу тебя.

Сажусь, пристёгиваюсь. Самолет уже во всю набирает скорость. Устраиваюсь поудобнее. Мне так волнительно! Это мой первый полет, я безумно боюсь, и в то же время ощущаю дикий драйв в крови.

Самолет разгоняется до точки невозврата, и… происходит чудо. Огромная железная птица отрывается от земли. Это просто неописуемый детский восторг! Я лечу! Даже не верится! Но потом самолет делает резкий крен, и мне становится страшно. Холодок идет по позвоночнику, неприятно приподнимая мои волоски.