— И как ты собираешься с тяжестью по метро скакать?! — начинает закипать он.
— На такси денег у меня нет. Вы мне предлагаете пешком идти? — его раздражение передается мне.
— Ты беременная!
Да? Он об этом помнит? Как мило.
— И что?
— И то! Пятница, вечер, конец недели. Самый час пик!
Я не понимаю, чего он от меня хочет. Честное слово. Он разозлен, будто не в себе, но одно радует: мы сейчас в офисе, и ничего он мне физически не сделает. Наверно, не сделает.
— Ну и тугодумка ты, Овечкина.
— Не понимаю, о чем вы.
— Я заеду за тобой. — вдруг выдает Михаил. — Тебя в метро затопчут, или сама с эскалатора упадешь, шею свернешь, я тебя знаю! — рычит мне чуть ли не в ухо. — Или плохо от духоты станет! А нам лететь несколько часов, нет, так рисковать я не намерен!
МИХАИЛ ВОРОНОВ
Живет Овечкина черте-где. Отпустил ее с работы пораньше, чтобы успела собраться. Сам тоже собираться уехал. Жара стоит дикая. Представляю, что сейчас в Сочи творится. Но я взял с собой и шорты и плавки. Поплаваю, если будет возможность.
В машине кондиционер шарашит на полную, и то, футболка противно прилипает к чистому телу. Хорошо, хоть душ принял до поездки. А то у Овечкиной токсикоз, еще уловит запах крепкого мужского аромата и в обморок хлопнется. А мне крайне важно, чтобы она была в этой поездке. Хочется показать ей мир. Видно же, что она дальше МКАДа никуда не выезжала.
— Ты где? — набираю ее номер по дороге.
— Я спустилась. На скамейке сижу. — пищит мое недоразумение. — Жду вас.
— Понял, буду. — усмехаюсь я. Какая послушная, надо же!
Но все мое умиление Овечкиной тут же испаряется, едва я подъезжаю к ее обшарпанному подъезду. Вижу довольно крупную дорожную сумку, и у меня зубы сводит от злости. Дом без лифта, я знаю, что она живет на последнем этаже. Как она перла ее без меня?!
Выскакиваю из машины. Овечкина тоже встает со скамейки. В рваных джинсах и футболочке, ладненькая вся такая. Волосы в косу заплела, на лице ни грамма косметики.
Молча подхватываю сумку и офигеваю от ее тяжести.
— Ты с дуба рухнула?! — рычу я, кидая ее поклажу в багажник.
Овечкина вздрагивает. Глазки ее, блестевшие до этого потухают. Хмурюсь еще больше.
— Что я не так сделала?
— Зачем тяжесть такую несла? Тебе разве можно тяжести поднимать? — немного притормаживаю я коней.
Кажется, перегибаю палку. Сам знаю, что перегибаю. Мне не нравится ее ломать. Хочу, чтобы ее глазки и дальше блестели, в предвкушении полета.
— Не думала, что вы мне поможете. — опускает глаза Овечкина.
— Не думала она. — бурчу себе под нос. — А то что я за тобой пол-Москвы проехал, все пробки собрал, ты тоже не думала? Вперед садись!
Предупреждаю ее порыв сесть назад. Хочу, чтобы она была рядом.
Садится. Пристегиваю ее ремнем. Она ежится. Убавляю скорость кондиционера.
Какая-то она бледная, и меня это напрягает.
— Все в порядке? — внимательно смотрю на нее на светофоре. — Не плохо? Может, воды дать?
— Нет, все хорошо. Волнуюсь только.
— Чего? — заламливаю бровь.
— Никогда не летала. Страшно. — признается девушка.
Усмехаюсь. Нахожу ее руку, слегка сжимаю. Рука холодная и дрожащая. Кристина вправду волнуется. Удивленно смотрит на меня.