Отсыпались, отъедались… Настроение вообще было на удивление праздничным. Никакого шапкозакидательства – даже ополченцы прекрасно понимали, что битва будет жестокой. Но в победе при этом никто не сомневался.

Утром прибыли переговорщики от Фридриха. Грифичи не стали даже выезжать навстречу, предоставив это Блюхеру, получившему недавно звание полковника кавалерии. Как выяснилось, они ничего не потеряли.

– А… – махнул рукой адъютант, – ничего толкового не сказали. Союзников побили, вот они и решили продемонстрировать недовольство.

– Чем?!

– Да дескать, нечестно побили – из засады, да похоронили потом не слишком благочестиво.

– Бред, – прокомментировал стоявший рядом Святослав.

– И я о том же, – согласился Блюхер. – Сир, ты правильно сделал, что не поехал на эти… «переговоры», – с видимым отвращением проговорил он. Помолчал… – Знаешь, они были настроены так… Был бы там ты или кто из твоих сыновей, они непременно наговорили бы грубостей. А там – или вы терпите это, или демонстрируете ответную грубость на парламентерах.

Около полуночи в лагере Фридриха раздались первые взрывы. Моментально из лагеря Померании вылетели сидевшие в седлах кавалеристы – имелась возможность воспользоваться оказией и, конечно же, помочь своим диверсантам уйти от противника. Младшие Грифичи с восторженными воплями летели в первых рядах, раскручивая над головами бомбы с подожженными фитилями.

– Грифон!

– Слава!

– Венедия!

– Смерть пруссакам!

Вскоре у пруссаков раздались взрывы – сотни!

– Бах-бах-бах-бах!

– Шайзе!

– Бах-бах-бах-бах!

– Ааа!

– Бах-бах-бах-бах!

Не то чтобы они принесут какую-то пользу, помимо паники…

Как выяснилось позднее, от задержавшегося у врагов егеря принесли. Там так и не поняли, что основной шум подняли диверсанты, лишив их доброй четверти пороховых запасов: решили, что венеды просто прорвались. Ну а раз прорвались – началась активная перестрелка прусских частей друг с другом. Подробностей, по понятным причинам, лазутчик не знал, но шумели около получаса.

Около десяти утра из вражеского лагеря начали выходить солдаты, выстраиваясь в батальоны.

– Туу! Ту-ту-тууу! – ревели полковые горны.

– Тра-та-та-та-та! – стучали батальонные барабаны.

Венеды заняли позиции за укреплениями, выходить в чистое поле желания не было, пусть атакуют. Перестроения пруссаков длились около часа, но дело так ничем и не закончилось.

– Зачем этот парад? – спросил недоумевающий Святослав.

– Пытаются произвести впечатление, – ответил «сухопутный» Богуслав, куда больше брата разбирающийся в сражениях на суше.

– И как?

– Да никак. На первый взгляд хорошо, и если бы у нас были обычные подзорные трубы, то ничего бы и не заметили. А из наших мастерских… Спасибо Ломоносову.

– Ну?!

– Там новобранцы в задних рядах были – линии построения нечеткие, с ноги сбивались.

– Не только ради впечатления, – вмешался в разговор Николич, – они еще своих пехотинцев тренируют… морально, скорее, приучают, что шагистика перед нами безопасна.

Наследный принц рассмотрел все прекрасно – не понадобилось даже поднимать воздушный шар. На равнине особой необходимости в нем пока не было, а вот несколько вышек давали прекрасный обзор. Да и подзорные трубы померанской работы на сегодняшний день считались лучшими. Технология Ломоносова сильно помогла… И да – тот поделился в знак благодарности, помощь Померанского как администратора была неоценима. Увы, но сама Россия пока так и не сумела наладить нормальное производство оптики: не хватало мастеров и культуры производства. В Померании оптику делали не первый век, плюс славянские беженцы из Венеции помогли