– Егор, ты это чего? В кого стрелять собрался, боец? В меня, что ль?

– Н… никак нет, – стушевался тот. – Просто, как танк дергаться стал, решил – все, заглохнем. А я в плен к этим сволочам второй раз не пойду, лучше в бою погибнуть!

Рывком притянув к себе бывшего пленного, Алексеев зло зашептал в ухо:

– Значит, так, слушай и запоминай, повторять не стану. В плен я тоже не собираюсь, но твоя задача была пушку перезаряжать, ежели в бой ввяжемся. А ты ее не выполнил, ты оружие на своего командира направил. А если б стрельнул ненароком? Догадываешься, как подобное называется? Или подсказать?

– Виноват… – всхлипнул тот, вытирая грязной ладонью выступившие против воли слезы. – Не подумавши я, тарщ старший лейтенант, больше не повторится… готов понести наказание…

Нахмурившись («лишь бы не перегнуть, парнишка и без того натерпелся – хорошо, за автомат схватился, а не за трофейные гранаты, вон они, целая сумка»), Алексеев кивнул:

– Понести он готов… бабы несут, если не предохраняются. Значит, так, про плен – забыть, ты уже несколько часов, как снова полноценный боец Красной армии! Уяснил? А насчет остального? Считай, ничего не было. Ну, успокоился?

– Так точно, уяснил и успокоился.

– Вот и добренько, значит, еще повоюем. Но за проявленную бдительность – хвалю. А вот за неверную оценку боевой обстановки – как раз наоборот, выношу устное порицание. Кстати, коль уж ты воевать собрался, автомат нужно с предохранителя снимать, он без этого, видишь ли, стрелять не станет. Вот так, гляди… Не понял, это еще что за фигня?

Последнее, понятно, относилось вовсе не к облегченно выдохнувшему заряжающему, а к доносящимся снаружи резким звукам, слышимым даже сквозь гул танкового двигателя.

– Так это, сигналит кто-то, тарщ старший лейтенант, – бесхитростно подсказал Егор. – Бибикает. Видать, пропустить просит, на обгон идет.

– Вот то-то и оно, – мрачно буркнул себе под нос Алексеев, стягивая с головы каску. – А у них тут такой трафик, мать его за ногу, что и не протолкнешься, не разъедешься. Особенно по ночам. Если что, подашь автомат, с предохранителя я его снял, так что аккуратно.

Заряжающий с готовностью закивал, даже позабыв спросить, что означает непонятное слово «трафик».

Откинув створку командирского люка, морпех без особой опаски высунулся из башни и осмотрелся: от поста они отъехали уже прилично, метров на сто пятьдесят, так что никто не разглядит, есть у него штатная панцерпилотка под наушниками или нет. А вообще, перемудрили они что-то с головными уборами – точнее, «недомудрили». Стоило ради маскировки прихватить с собой первую попавшуюся фуражку – в кинохронике Степан не раз видел, как командиры немецких панцеров торчат из люков как раз таки в фуражках, поверх которых, безжалостно сминая тулью, надет обруч наушников. Помнится, он еще удивлялся, отчего так, а не в нормальных шлемофонах. А оно вон как вышло – нету у них танкошлемов, отсутствуют как класс…

Со стороны развилки двигался, постепенно нагоняя колонну, легковой автомобиль, шофер которого практически непрерывно давил на клаксон, пытаясь перекричать рев десятка куда как более мощных моторов. Намек был вполне понятен – их просили остановиться. И вряд ли это как-то связано с оставленным за кормой постом фельджандармерии.