Спрашивать, что с ним будет дальше, лейтенант ОСНАЗа Алексей Лапкин не стал – и так понятно, что ответить майору будет нечего…
Геленджик, 11–13 февраля 1943 года
Если за первые проведенные в Геленджике сутки Степан написал едва ли не больше, чем за всю предыдущую жизнь (преувеличение, понятно, но не настолько уж и большое), то за следующую пару дней он еще и наговорился на несколько лет вперед. Поскольку неугомонный Шохин, лишь изредка и ненадолго отлучаясь по каким-то своим особистским делам, постоянно требовал вспоминать какие-то подробности, не вошедшие в отправленный в Москву «рапорт». И старлей, что удивительно, вспоминал. Вроде бы мелочи, поначалу показавшиеся малозначительными и неважными, но кто его знает, как оно обернется в будущем? Возможно, никак, поскольку оное будущее с его, Алексеева, попаданием в сорок третий год в любом случае уже изменилось, а возможно, в чем-то предкам и поможет. Например, фамилии наиболее известных предателей-перебежчиков, переметнувшихся на Запад, – в этой теме Степан особо силен не был, но с полдесятка фамилий из семидесятых-восьмидесятых годов вспомнил. Если сумеют их найти, пусть присматривают – с прицелом на будущее, понятно, – глядишь, какой толк и выйдет.
Хорошо, хоть писать контрразведчик его больше не заставлял, видать, оценил качество лейтенантского почерка, – просто слушал, периодически задавая уточняющие вопросы и самостоятельно конспектируя что-то в очередном по счету блокноте. Иногда Шохина интересовало его личное мнение, касающееся той или иной проблемы. Степан с удовольствием отвечал, поскольку так было куда интереснее, нежели просто излагать пришедшие в голову исторические факты или отвечать на вопросы. Кое о чем они с Сергеем даже всерьез поспорили – особенно жаркой вышла дискуссия, касающаяся роли, а главное эффективности компартии в управлении страной. С доводами морпеха особист, разумеется, не согласился, оставшись при своем мнении. И даже записывать ничего не стал, как догадывался старший лейтенант, во избежание проблем, причем для них обоих. Да еще и строго-настрого предупредил, чтоб больше он эту тему поднимать даже не вздумал – с кем бы то ни было. Одним словом, до драки не дошло, но много нового про себя Алексеев узнал, несколько раз будучи назван «предателем», «провокатором» и даже «недобитым троцкистом». При этом морпех догадывался, что все, что ему показалось важным, Шохин накрепко запомнил – особенно про Хрущева и Брежнева, во времена которых и началось окончательное и уже, увы, бесповоротное перерождение партаппарата, в конечном итоге приведшего Советский Союз к краху…
Так прошло два не самых плохих, с точки зрения Степана, дня, за которые он немного отъелся, как следует отдохнул и даже почти выспался. А затем пришла ожидаемая контрразведчиком радиограмма, предписывающая обоим немедленно прибыть в столицу на присланном за ними самолете. Шохин воспринял сообщение с энтузиазмом, старлей же лишь тяжело вздохнул: похоже, реализовывался наиболее неприятный (лично для него) сценарий развития событий. Нет, помочь предкам знаниями – дело святое для любого попаданца, будь ты хоть бывшим супер-пупер-спецназовцем, хоть «собачьим парикмахером» из той знаменитой книги, фамилию автора которой он позабыл