Вот только превращаться в подопытного кролика, на всякий случай оберегаемого от всех и всяческих опасностей, не хотелось совершенно. Собственно, последнее тоже вовсе не факт: чисто теоретически на самом верху могут и решить, что риск попадания к противнику превышает ценность тех знаний, что, возможно, еще остаются в его голове и не были изложены на бумаге… с вполне предсказуемым результатом оного решения, угу…

Остальное известно: примерно через полчаса после вылета из Геленджика внезапно появившиеся в небе немецкие истребители внесли в оказавшееся совсем недолгим воздушное путешествие свои коррективы, непредвиденные и весьма катастрофические…

Все еще где-то северо-восточнее Новороссийска, 13 февраля 1943 года

– Правы вы оказались, тарщ старший лейтенант, – сообщил Гускин, протягивая бинокль. – Быстро примчались, сволочи. Повезло, что успели в лесу схорониться. Только уходить поскорее нужно, на снегу следы остались, хоть и немного. Могут заметить.

– Могут, – согласился Степан, разглядывая в оптику неторопливо катящий к разбитому самолету полугусеничный бронетранспортер. – А могут и не заметить, снег старый, слежавшийся. Да и немного его, того снега. Но рисковать глупо, ты прав.

– Кстати, а ведь это даже неплохо, что они так быстро явились, – задумчиво пробормотал контрразведчик, осторожно трогая свежезабинтованный лоб – старлей постарался, пожертвовав собственным перевязочным пакетом. Рана оказалась пустяковой, просто кожу рассекло, но крови натекло прилично, отчего лицо Сергея, измазанное грязно-бурыми разводами, напоминало кадр из какого-то малобюджетного фильма ужасов. – Значит, тут какой-то населенный пункт неподалеку, хоть на местности сориентируемся. Верно говорю, старлей?

– Однозначно, – хмыкнул Степан, забрасывая на плечо автоматный ремень. – Останется только выяснить, как именно он называется, а для этого придется туда идти. Сильно сомневаюсь, что фрицы ради нашего удобства над ним транспарант с названием вывесили.

– Разберемся, – пожал плечами Шохин. – Транспаранта мы, понятно, не дождемся, а вот указатели на въезде-выезде они наверняка присобачили, чтобы, значит, не заблудиться ненароком. Ну, пошли, что ли? А то фашисты вон уже доехали, не ровен час и вправду следы углядят.

– Пошли, – согласился морской пехотинец, бросив в сторону самолета прощальный взгляд. Из остановившегося бэтээра высыпало с полдесятка гитлеровцев, с расстояния в добрый километр кажущихся крохотными, словно муравьи. Трое двинулись к транспортнику, остальные остались на месте, разминая затекшие в дороге мышцы. Судя по поведению, обнаружить внутри разбитой машины живых они не слишком надеялись, потому никуда и не торопились.

Опустив бинокль, Алексеев мысленно тяжело вздохнул: оставлять на поругание фрицам тела погибших пилотов и осназовца было нехорошо и неправильно. Но и другого выхода у них не было. Поджечь самолет, уходя, – значит раньше времени привлечь немцев: никто ведь не предполагал, что они явятся буквально через полчаса! В другой ситуации фрицы могли и не заметить падающий самолет. Оставить внутри парочку растяжек, благо авиационного бензина вокруг натекло прилично – садились-то они с полными баками, просто чудо, что сами не загорелись, – еще глупее. Практически то же самое, что прикрепить снаружи записку с сообщением, что при аварийной посадке погибли не все пассажиры. Которые к тому же еще и обучены весьма нестандартному использованию оборонительных гранат.