– Сменим интерьер, – я говорю слишком громко и откашливаюсь. – Пока мама в отъезде. Она сказала, что хочет перемен. Нет, не надо стирать память о Кларе, но стоит освободить немного места для новой Мэриан.
Бабушка улыбается.
– Чудесная мысль. Я как раз практиковалась в дизайне интерьеров под руководством Марты.
– Чем же ты там таким занималась, а, Эйлин? – интересуется Пенелопа. – Чем-то увлекательным?
Бабушка кладет руки на колени.
– Ох, даже не знаю, с чего начать…
В Хэмли я остаюсь еще на ночь: планирую ремонт, болтаю с бабушкой и помогаю ей разобрать чемодан – словом, иду на все, лишь бы отвлечься от мыслей об Итане. Ранним утром я отправляюсь на пробежку по холмам. Какая же красота вокруг, особенно вот здесь, на моем любимом повороте, откуда весь Хэмли-на-Харксдейле как на ладони.
Я замираю и даже не дышу от восторга. И пугаюсь собственной мысли: «Здесь я чувствую себя как дома».
Но это не мой дом. Моя жизнь в Лондоне, пусть даже без Итана, – у меня есть работа, квартира, друзья.
«У тебя и здесь друзья», – возражает тихий голос внутри.
И все же я сажусь на поезд в Дардейле и уезжаю в Лондон, с вокзала иду пешком до квартиры – возвращаюсь в свою настоящую жизнь. Ведь это разумный поступок.
Я переступаю порог квартиры, и меня накрывает страданиями. В этот раз я точно знаю, что жизнь с Итаном закончена. Но ведь эту подушку мы вместе купили на блошином рынке, а на этом табурете он сидел за завтраком, и на полу потертость в том месте, где мы танцевали, обнявшись, после особенно тяжелых рабочих дней. Теперь все это ничего не значит.
Я сажусь на пол у входной двери и даю волю слезам.
Такой меня и застает Би.
– Эй! – кричит она из-за двери. – Лина, впусти меня! – Пауза. – Я слышу, как ты плачешь! Впусти!
Она колотит в дверь.
– Я знаю, ты там! Открывай!
Она как маленький лондонский Арнольд. Не поднимаясь, я дотягиваюсь до замка и отпираю дверь. Би заходит и, бросив на меня короткий взгляд, достает из пакета бутылку вина.
– Вставай. – Она тянет меня за руку. – Будем разговаривать. Разговаривать и пить.
Примерно к часу ночи мы с Би согласовываем наш бизнес-план. Этот судьбоносный разговор немного абсурден.
– Вот верно мама говорит, почему всегда Лондон? Боже, мне даже не нравится этот город! Тебе здесь нравится, Би?
– Мужчин здесь точно нет. – Она лежит, задрав ноги на спинку дивана и свесив голову вниз, волосы разметались по полу. – Все хорошие мужчины в Лидсе, точно тебе говорю. Ой, а я позвонила няне?! – Она резко садится.
– Джейми с твоей мамой, – напоминаю я ей в пятый или шестой раз с тех пор, как была открыта вторая бутылка вина.
Би возвращается в прежнюю позу.
– А-а… Хорошо…
Я делаю еще один глоток вина. Я лежу на ковре, раскинув ноги и руки в стороны; мысли вихрем проносятся сквозь пьяный туман.
– Может, уедем, Би? Уедем и откроем наконец свое дело. Зачем мы вообще здесь?
– С философической точки зрения? – Би пытается снова: – Филосовсковой? – И сквозь смех: – Филочертовской?
– В смысле, что мы делаем в Лондоне? Кто сказал, что работа есть только здесь? – Я растираю лицо, пытаясь собрать мозги в кучу. У меня есть смутное ощущение, что я говорю что-то очень важное, возможно, самую умную мысль за всю свою жизнь. – Все равно придется ездить в командировки. А в Лидсе, Халле и Шеффилде немало бизнесменов. Я хочу жить в Йоркшире, там моя семья. Я хочу жить с псом Хэнком и всей бабушкиной бандой. А какие там холмы! Душа поет! Мы можем снять офис в Дардейле. Би, тебе там понравится! Би! Би! Би! – Я тыкаю подругу в плечо.