Растак не сразу понял, что означают яростные крики, пробивающиеся сквозь вой ветра и жалобный скрип качающихся деревьев, но следующим звуком, который он услышал, был звон оружия, тот самый звон меди о медь, который не спутать ни с чем ни в тихий летний день, ни в зимнюю снежную круговерть, когда ничего не видно в пяти шагах. В следующее мгновение вождь, осознав, что враг сумел внезапно напасть всей силой, уже сам кричал что-то, тщетно стараясь перебороть голосом вой бури и рев завязавшегося сражения и понимая, что его команд никто не слышит и не слушает, что исход этого боя, столь не схожего с другими, будет решен не небывалым военным искусством, принесенным из Запретного мира, и даже не пугающе грозным натиском разъяренного Вит-Юна, а единственно числом воинов и крепостью их духа.

Еще мгновение — и в бестолковой, воющей, рубящей, режущей, грызущей зубами толчее Растак уже ничем не отличался от простого воина. Никто не позаботился прикрыть вождя, и вряд ли воины понимали, что рядом с ними сражается вождь. Не имея щита, он, как немногие, рубился топором и мечом, зная, что мало найдется таких, кто и со щитом в руке способен ему противостоять. Свирепый Пур, бог войны и смерти, получит сегодня богатую жертву!..

Юмми недолго сумела бы оберегать в этой дикой битве жизнь потерявшего ко всему интерес, замерзающего на ходу мужа, только чудом да еще беспрерывными понуканиями державшегося на нетвердых ногах. Она сама давно выбилась из сил под грузом двух заплечных мешков и понимала, что долго ей не выдержать. А уж когда из снежного вихря прямо на нее выскочил кто-то орущий, сослепу ткнувший копьем не в нее, а в заплечный мешок, и она, заслонив любимого, яростно отбивалась его мечом, пришло мгновенное ясное понимание: надо уходить, иначе любимый умрет.

Вокруг нее рубились, кололи, метали в упор новые тяжелые дротики с наконечниками, как длинные шипы, пробивающие человека вместе со щитом; орали, хрипели, плевались кровью. Потерявшие голову отмахивались наугад, равно поражая чужих и своих. Юмми потеряла мужа. Кто-то толкал ее в человечьей свалке, кто-то облепленный снегом с головы до пят с воем корчился под ногами — она не обращала внимания ни на кого. Вновь найдя Юр-Рика, заставила встать, плача, потащила прочь от битвы — через кусты, через сугробы… Береговой откос оказался ближе, чем она думала, — оба покатились вниз, в воющий снежный хаос.

В реве бури утонул шум битвы. Где-то наверху сражались и умирали люди, решая, осуществится или нет великая мечта Растака, — Юмми было все равно. Весь облепленный снегом Юр-Рик слабо шевелился, пытаясь прикрыть лицо от укусов пурги. Долго ли еще он будет шевелиться и жить? Не убили наверху — замерзнет здесь.

Не стало сил плакать. Но были еще силы заслонить мужа от бури, обнять его и дожидаться смерти, все-таки надеясь на чудо. И что-то невидимое и неожиданное таилось поблизости в пурге, что-то, вызвавшее хорошо знакомые ощущения: тепло и озноб, радость и страх. «Нет, — подумала Юмми, чувствуя, как негаданная надежда вливает в нее силы. — Нет, так не бывает!..»