— В отличие от вас, — отчеканила она, — у меня ничего не происходит случайно. И только последний идиот смог бы перепутать такие элементарные коды.

На всякий случай Антонов решил не углубляться в эту тему. Он и так знал достаточно. Докладывая, захватчики произносили одну и ту же стандартную фразу: «От объекта номер такого-то, старт, Белла». А что если заменить старт финишем? Тогда приказ об отбое будет звучать так: «Объекту номер такому-то, финиш, Белла».

Прислушавшись к своей интуиции, Антонов понял, что в его рассуждения вкралась какая-то ошибка. Да, Темногорская сказала, что коды элементарны, но она слишком изобретательна, чтобы отказать себе в удовольствии придумать дополнительную хитрость. Угадать бы какую. И ничем не выдать себя, пока руки не окажутся свободны.

Каждый раз, когда Темногорская переключала внимание на компьютер, Антонов бросал алчные взгляды на рукоятку револьвера, торчащую из рыжей замшевой кобуры. Лось спал, уронив тяжелый наждачный подбородок на богатырскую грудь. Павлина пребывала в том полуобморочном состоянии, которое охватывает птиц и зверушек в присутствии крупных хищников.

Антонова подмывало начать действовать прямо сейчас, но он понимал, что разумнее потерпеть. У сумасшедших (а назвать Темногорскую нормальной не поворачивался язык) настроение переменчиво. Приступы болтливости сменяются у них периодами тяжелой подозрительности. Наступившее молчание вполне могло означать, что Темногорская жалеет об излишней откровенности. В таком случае нужно усыпить ее бдительность. Да и самому вздремнуть не помешает.

Антонов зевнул, постаравшись не открывать рот слишком сильно. Его веки отяжелели и слипались… слипались… слипались…

Ночь была длинной и тягостной. То клюя носом, то вскидывая голову, Антонов погружался в сон, выныривал из него, снова погружался. Темногорская откровенно храпела, запрокинув голову и положив вытянутые ноги на свободный стул. Павлина висела животом на ремне, свесив волосы до колен, и казалась неживой, как большая, умело сделанная кукла. Морфлот и Обух играли в нарды, тихо переругивались и тайком делали маленькие глотки из плоских фляжек, которые прятали в карманах. Лось, надо полагать, караулил за дверью, и Антонов не удивился бы, застав его дрыхнущим.

За все время пленников поили и водили в сортир только дважды, освобождая для этого от пристяжных ремней и развязывая им руки. Сопровождали их туда по очереди, под прицелом пистолета. Дверь в сортире изнутри не закрывалась, деться оттуда было некуда, разве что просочиться в канализацию. По возвращении Антонова и девушку снова тщательно связывали и оставляли сидеть на прежних местах.

Во время последнего визита в уборную пленник начал действовать. Уединившись в кабине, он первым делом собрал нож, таившийся в языке пряжки, сунул его в задний карман, а кожаный пояс свернул и спрятал за унитазом. Затем он снял один носок, скатал его в клубок и туго обмотал полоской ткани, оторванной от внутреннего кармана джинсов. Получился матерчатый шарик размером с куриное яйцо.

Оставалось уповать, что никто не обратит внимание на то, что Антонов вышел из сортира без пояса и в одном носке. Так и случилось. Время было позднее, внимание и реакция стражей притупились. Когда Антонова привели обратно, усадили и приказали завести руки за спину, он незаметно зажал этот шарик между плотно сведенными запястьями.