– Прекратить попытки побега, – сказал он, не открывая глаз.

– Что? – растерянно моргнула Адель.

– Лучший способ сбежать оттуда, откуда сбежать невозможно – прекратить попытки бегства.

– А я думала, вы глухой. – Адель наклонилась немного вперед, чтобы получше разглядеть своего тюремщика.

Эрнест хитро улыбнулся.

– Только тогда, когда мне так хочется.

Адель громко фыркнула. Она была убеждена, что надзиратель не слышит ее и часто разговаривала сама с собой в попытке расставить все на свои места. Конечно, это можно было делать и молча, но когда озвучиваешь собственные мысли, они странным образом становятся более понятыми и даже реальными.

– Невежливо подслушивать чужие разговоры, – отрезала она, прикидывая, сколько же он успел узнать.

– Возможно, – согласился Эрнест, – но у меня не было выбора, юная леди. Для обычной заключенной ты слишком болтлива. На своем веку я повидал немало узников, и ни один из них не пытался поделиться своими переживаниями с этим ужасным местом.

– Мне так легче… В полной тишине собственный голос немного успокаивает.

– Понимаю.

– Вы расскажете обо всем королю?

Эрнест медленно встал и, передвинув стул, сел так, чтобы хорошо видеть собеседницу.

– Если бы я хотел, то уже давно бы сделал это, – ответил он. – Первые два дня ты звала какого-то парня. Я так понял, это твой брат?

– Да, – кивнула Адель. – Только его здесь нет.

– Тюрьма состоит из трех секторов в разных частях дворца. Если он не в этом, значит, в одном из других.

– Даже если это так, сама я его не найду, – с горечью произнесла Адель. – Если мне и повезет, люди Инквизитора все равно не позволят нам покинуть дворец. Однажды мы попытались, и поэтому я торчу здесь…

– У меня есть несколько мыслей, которые могли бы тебе помочь. – Эрнест задумчиво потер подбородок. – Поделиться ими с тобой?

– Зачем вам помогать мне?

– Я стар, – картинно развел руками надзиратель, – и хочу вернуться домой. Я очень устал от этой, буду честен, бессмысленной службы. Вот и сейчас – мне поручили охранять ребенка… Когда я был гвардейцем, я имел дело с преступниками и повстанцами, а тут – дитя. Его величество давно никого не запирал в темнице. Что же ты такого натворила?

Беседуя сама с собой, Адель ни разу не обмолвилась о том, кем стала. Неудивительно, что Эрнест озадачился ее пребыванием в камере.

– Оказалось, что я Инкарнат, – отозвалась она, обдумывая последующие слова. – Только не тот, что нужен королю. Да, я боюсь его, ведь он бог Солнца, но я не могу позволить ему распоряжаться своей жизнью. Она принадлежит только мне.

– Это многое меняет. Твой брат тоже?…

– Нет. – Адель прилегла на бок, свернулась клубочком и стала рассматривать танцующие в пыли на полу отблески свечей.

– Ты пытаешься спасти его. – Эрнест провел рукой по редеющим седым волосам, приглаживая их. – Но вот кто спасет тебя?

Адель положила руку под голову, устраиваясь поудобнее. В темнице дворца не было окон, поэтому она давно уже потеряла ощущение времени. Она не знала, день сейчас на улице или глубокая ночь, но ей невыносимо захотелось спать. Сон на твердом холодном полу не приносил ни удовольствия, ни отдыха, но, по крайней мере, позволял хотя бы ненадолго забыть о реальности.