Я смахнула слезы — так можно что угодно придумать, — и когда вышло время, бережно сложив пятнадцать монеток в мешочек, а потом и в ящик ячейки, мы покинули хранилище.

— Ну что, Катюш, что дальше? — спросила бабуля, когда мы вышли на воздух.

— Знаешь, ба, я, наверное, позвоню Емельяну и попрошу его приехать, чтобы он нам помог.

Я очень хорошо вдруг поняла, что не хочу повторять ошибки своей давно усопшей родственницы.

— А вот это верное решение, девочка моя! Умница! — обрадовалась бабуля. — Раз ты так Емелюшке доверяешь, что не боишься рассказывать про клад…

Я посмотрела на нее удивленно. Уж чего-чего, а бояться, что Емельян отберет у меня сокровища, мне и в голову не приходило.

— …Научись теперь своего мужчину о чем-то просить и принимать его помощь.

Возможно, бабушка права, и я действительно поступала до этого нелогично.

Обратно тоже доехали на такси, и чем ближе мы были к дому, тем сильнее я нервничала. Как именно я скажу сейчас Емеле, что он мне нужен? А не подумает ли он, что теперь я на все согласна и сложила лапки? Нет, я не передумала звонить и звать его на помощь — это я твердо для себя решила. Во-первых: мне без него не справиться. Я никогда не имела дел с аукционами и боюсь, что меня элементарно обманут. Ну а бабуля и подавно мне в таких делах не помощник. И во-вторых: я теперь точно знала, что не готова отказываться от Емели так просто. Теперь, когда я почти обрела финансовую независимость, у меня в голове что-то щелкнуло, а в груди распрямилась пружина, мешающая принимать все ухаживания Эмиля за чистую монету. До меня, наконец, дошло, что именно меня все время тяготило — чувство, что я вишу на финансовом крючке. Оно мешало, давило и угнетало.

Зато сейчас, когда оно ушло, я смогу общаться со своим мужчиной на равных. Нет-нет, я не считала, что его состояние равно моим пятнадцати червонцам. Просто я теперь не буду нуждаться в деньгах, а это — свобода!

Настроив себя на решительный лад, я взяла телефон и пошла за теплицу, чтобы поговорить без бабулиных ушей и пристальных взглядов. А то и подсказок. Она может.

Выдохнула как перед прыжком в воду и нажала на вызов. Пока шло соединение, даже не дышала.

К счастью, Емельян ответил быстро, и я не лишилась чувств от недостатка кислорода.

— Привет, — сказал он, как мне послышалось, грустно.

— Привет. Не отвлекаю? Говорить можешь? — а вот мой голос из-за волнения звучал так, будто я стометровку бегу.

Естественно, Емеля насторожился.

— Нет, я на обеде. У тебя что-то случилось, Кать?

— Нет-нет, не случилось, — поспешила я с пояснениями, — вернее, да — случилось, но не плохое, а хорошее…

Фух, я его, кажется, вообще с толку сбила. Оперлась на березу спиной и пнула носком кроссовка камушек.

— Так, Кать, что произошло? — грусть из его голоса улетучилась, а ей на смену пришла озабоченность.

Я собралась, взяла себя в руки и выпалила, как на духу:

— Емельян, я дура и мне нужна твоя помощь. Ты можешь завтра приехать в Михайловку?

— Господи, Кать! Ты меня пугаешь! Ты можешь толком объяснить, что стряслось?

— По телефону не могу, — может, у меня паранойя, но я опасалась трепаться о сокровищах через современное средство связи. А вдруг нас всех и вправду прослушивают? — Но ты не волнуйся, это хорошие новости, и помощь будет тебе не в тягость, — попробовала я разрядить обстановку, которую сама и создала, но было поздно.