Сегодня мы узнали для себя много нового. Само собой, о царских червонцах мы обе слышали. Да и кто о них не слышал? Но вот что это собирательное название для всех золотых дореволюционных монет — не знали. А в нашем кладе могли оказаться и десять рублей, и семь с половиной и двадцать пять. Какие точно монеты обнаружились в картине, бабушка не помнила. И я могла ее понять. Не представляю даже, что сама бы испытала, наткнувшись на подобную находку…
— Это тебе теперь и с работы можно уволиться, — принялась искушать подруга.
— Ой, не факт. А вдруг они все до единой относятся к часто встречающимся?
— Я верю в лучшее! Достаточно одной редкой — и жизнь твоя, Катюшка, заиграет новыми красками.
Это было бы шикарно! Я мечтательно зажмурилась.
Редкие монеты уходили на аукционах за много-много миллионов! В то время когда обычные червонцы стоили около сорока тысяч.
— Боюсь мечтать, дорогая моя. Если ценных экземпляров среди них нет, то там всего-то шестьсот тысяч выйдет… может, семьсот.
— А я бы вообще их не продавала, Кать, — вдруг заявила подруга и даже села на кровати, — пишут, что это шикарное денежное вложение.
— Алла, это для тех, у кого есть деньги, не для нас с бабулей.
— А ты вот послушай, послушай, что я тебе скажу.
— Ну, слушаю, — я тоже села.
— В чем корень ваших с Емелей проблем, скажи мне?
— В том, что он диктатор и все решает сам, — озвучила я то, что меня больше всего напрягало.
— А вот и нет! — заявила подруга. — Самая большая твоя проблема в том, что ты чувствовала себя рядом с ним нищей побирушкой и всячески пыталась доказать себе, ему, окружающим, что это не так.
— Ну и это тоже. Да, — согласилась с очевидным.
— Не «ну и это», а только это! А теперь представь себе реальность, где ты и без Емели состоятельная женщина. Представила? — Я нерешительно кивнула, хотя Алле в темноте моих телодвижений и не было видно. — И вот тогда ты и драгоценности, и дома, и все остальное принимала бы от него не как подачку и насаждение его воли, а как заботу о любимой женщине и ребенке.
Что-то в этих словах было такое… скребущее коготками по сердцу смутным чувством, что Алла права. Так и было бы, наверное.
— Он не говорил, что любит, — сказала, лишь бы не признавать ее правоту и тем самым не сглазить.
— Скажет! Обязательно скажет! — горячо заверила подруга. — Вот что он тебе сегодня на прощание бросил?
— Что будет меня ждать, — повторила я греющие душу слова.
— Ну и вот! Подумай над этим. Я бы на твоем месте поехала к нему прямо завтра, рассказала о находке и о том, что он тебе нужен, просто ты пока дура и ему придется терпеть тебя такой до родов.
— Ой, все. Давай спать, — я плюхнулась на подушку и укрылась одеялом с головой.
Но я решила хорошенько обдумать то, что сейчас мне предложила подруга. В итоге, промаялась чуть ли не до утра и даже не слышала, как встала и уехала на работу Алла. Проснулась я, только когда бабуля зашла в комнату.
— Катя, Кать, — тихонько позвала меня бабушка и погладила по голове, — мы в банк сегодня поедем или на понедельник отложим? А то в выходной в автобусе не протолкнуться, а если сейчас не поторопимся, попадем в обеденный перерыв.