— Привет, я скучала, — я не нашла ничего лучшего, чем глупо потупиться и прошептать именно эти слова, когда открыла дверь и увидела на пороге такого родного, красивого и встревоженного Емелю.

Как я могла вчера даже на миг подумать, что смогу без него жить, а?

— А чего тогда так долго не звонила?

Он не собирался довольствоваться одними словами — сгреб меня в охапку и поцеловал. Ноги подкосились, и дурацкие слезы — мои в настоящее время постоянные спутники — навернулись на глаза.

— Долго? — выдохнула ему в плечо и тихонько рассмеялась.

Так хорошо на душе стало. Легко. Приятно, что для него меньше суток — это долго. Погладила Емелю по мягкой щетине. Приятно-то как!

— Очень, — он поцеловал меня в макушку, а потом поднял нос и принюхался, — пахнет улетно. Накормишь? А то я обедать не стал, не терпелось узнать, что у тебя произошло.

— Конечно, идем, — спохватилась я и потянула его за руку в кухню, где бабуля уже вовсю накрывала на стол.

Сорвала с обеда и держу в прихожей!

— Здравствуйте, бабулечка Валечка, — ослепительно улыбнулся Емеля, загородив плечами дверной проем, и бабушка моя расцвела, скинув лет двадцать разом.

— Здравствуй, Емелюшка. Настойку сливовую будешь к обеду? — засуетилась она. — Сама делала.

— Ого! — удивленно оглядел тарелки Емеля. — Я прямо теряюсь в догадках, по какому поводу банкет! Аж наливают!

— Мой руки и садись за стол, а я буду рассказывать, — подтолкнула я его к раковине, продолжая посмеиваться.

Счастье так и рвалось из меня фонтаном. Мне нравилось, что мы не обсуждаем вчерашнее и что Емельян не строит из себя обиженного гордеца. Вечером в спальне мы, конечно, выясним все отношения до конца, но сейчас я была очень рада этой передышке.

— Катюш, Емель, вы тут без меня справитесь же? А я побегу Лизавету подменю в церковной лавке, — мигом придумала бабушка повод оставить нас одних, как только Емеля уселся за стол.

И я ей была благодарна. Не то чтобы бабуля мешала, просто наедине я могла забраться Емеле на колени и кормить его сама…

Она ушла, а я сделала, как и хотела. И там, в уютном коконе Емелиных рук, сбиваясь, рассказала ему историю картины и червонцев. Слушал он очень внимательно и иногда хмурился. Складывалось впечатление, что он чем-то недоволен. Но чем? Я, силясь это понять, развернула его голову к себе, чтобы заглянуть в глаза.

— То есть вот эти пятнадцать монет примирили тебя со всеми внутренними противоречиями и избавили от комплексов? — поняв мой немой вопрос, уточнил он.

Звучало как-то не очень. Он старался, старался — мне было мало, а тут случайная находка полностью меня изменила… Поежилась от неприятных ассоциаций. Он мог подумать, что мало для меня значит, а это не так…

Но ведь он у меня тоже не святой! Вопросы к Емеле остались. Так что не буду раскисать и терзаться чувством вины.

— Выходит, что так, — я развела руками, а потом ухватила со стола тарталетку с грибной икрой и сунула ему в рот.

Потом опять задумалась… Наверное, бы мне в этой ситуации тоже было обидно, а ведь мы сейчас миримся. Пытаемся решить проблемы. Не дело это, Катя, вредничать.