Но у меня больше вопросов не было.

— Ясно, из-за меня, — сделала я вывод.

— Все, не грузись, я побежала работать, — глянув на часы, сказала подруга, и отправилась к двери.

— Я тоже. Надеюсь, вы помиритесь, — пожелала я Аллочке вслед и погрузилась в изучение имплантов.

Мне предстояло изучить специфику множества материалов и инструментов, с которыми я раньше дел не имела. И вот с понедельника я и разбиралась с различными имплантами: грудными, ягодичными, икроножными… В новой клинике планировалось проводить не только пластику груди, но и всех возможных мест.

К обеду голова начала варить с трудом — сказывался голод. Емельян сегодня опять весь день был в разъездах, поэтому я утром наивно думала пообедать в комнате отдыха, но сейчас что-то идти к коллективу не хотелось. Решила перекусить прямо в кабинете.

Раковины, к сожалению, не было, и я протерла руки важными салфетками — спасибо тому, кто их изобрел. Достала судок с тушеными овощами и рыбой — ничего, они и холодные вкусные, — бутылку сока и только собралась предаться чревоугодию, как вспомнила, что вилки у меня нет.

Эх, что делать? Пойти в комнату отдыха, взять вилку и уйти? Ну это прямо совсем пробить дно. Пойти все же пообедать в кругу недругов? Тоже нет. Принимать пищу надо в благоприятной обстановке, а там мне, боюсь, кусок в горло не полезет. А есть хотелось.

Ладно! Решительно открыла крышку. Подцепила рукой кусочек рыбы, положила на него баклажан — ничего, никто не узнает, что я ем, как поросенок — и, засунув их в рот, принялась с блаженством жевать.

Но тут дверь без стука открылась, и на пороге кабинета показалась Жанна, а следом за ней очень стильная, я бы сказала даже — породистая и дорогая женщина неопределенного возраста… Не знаю, каким чудом я не подавилась. Потому что, несмотря на отсутствие явного сходства, я сразу поняла, что ко мне пожаловала мать Эмиля.

Кое-как проглотив вставшую комом еду, я поспешно вытерла испачканную руку. Все это происходило в полной тишине и под недружелюбными взглядами: Жанночки — злорадно-торжествующим, а у Лютовской он был недоуменно-брезгливым.

Боже, я даже не знала, как ее зовут! Емельян не говорил, а я не спрашивала. Капец.

Мысли бились в лихорадке…

И не надо на меня так смотреть, дамы, я умею пользоваться приборами!

Отчаянно хотелось сбежать, спрятаться и, возможно, поистерить: повизжать, ногами потопать…

Где же мачо, когда он мне так нужен?

Вздохнула, закрыла контейнер с едой и посмотрела на гостей вопросительно — какова, типа, цель вашего визита? — и они, наконец, отмерли.

— А вот и она, Софья Даниловна.

Спасибо, Жанна! Хоть какой-то от тебя прок! Софья Даниловна, значит. Ей идет.

— Благодарю, Жанна, можешь идти. Дальше я справлюсь сама, — холодно бросила мать Эмиля, и секретарша недовольно скривила пухлые губы.

Ну хоть это утешает. Мы с Паровой тут на равных — неугодны ни она, ни я.

Жанна исчезла, закрыв за собой дверь, а Софья Даниловна прошла, села в гостевое кресло, сложила ухоженные руки замком на столе и пристально на меня посмотрела.

Я вся подобралась, готовясь отражать словесные удары.