— В мире Младших какие-то ученые в результате исследований установили, что любовь весьма напоминает симптомы некоторых психических заболеваний, — усмехнулась я. — Так что насчет ненормальности ты полностью права.

Вряд ли я та, кто сможет как-то логически объяснить ценность тех чувств, которые сама обрела совсем недавно. еще считанные недели назад была почти такой, как Илва. Так что хоть я и разобралась почти в собственных эмоциях, но найти слова, чтобы их озвучить? Как бы я себе самой, той, прежней, обосновала все это чувство окончательности выбора, смятение, тоску, невыносимое притяжение, что тянуло меня как неодолимая гравитация туда, где ОН, тот самый, единственный, без которого физическое существование, может, и станет длиться дальше, но ЖИЗНЬЮ уже никогда не будет? Никак. Поэтому пусть это будет ее собственный путь познания, любой из нас это заслужил и на это обречен с момента появления на свет.

— Похоже, у вас с архонтом одна болезнь на двоих, так что ты должна верить, что он сильнейший и вернется за тобой, несмотря ни на что.

— Я верю! — Если так, то зачем повышаешь голос, Аня?

Дальнейшие часы до заката мы сменяли друг друга еще дважды и не говорили более необходимого. Когда солнце стало садиться, будто медленно погружаясь под воду, внутри с тало медленно разрастаться отчаянье. Вот сейчас там, в Тахейн Глиффе, Грегордиан собирается повести в бой драконов и своих лучших воинов. С каждым следующим часом мне становилось все хуже, но я этого не осознавала, пока Илва неожиданно не села позади меня и не шокировала, обхватив и прижав спиной к своей груди. Неожиданное тепло извне будто взорвало меня изнутри. Я больше не смогла держаться и зарыдала. Сердце ощущалось громадным и все расширялось, готовое разломать мою грудную клетку, и меня трясло так, что Илве пришлось вцепиться в мое тело намертво, удерживая на месте. Сквозь всхлипы и рыдания я, давясь, говорила ей, какая я на самом деле слабая, как невыносимо люблю Грегордиана, что не представляю, как жить без него, что пусть только вернется, и не отпущу больше никогда, зубами и ногтями вцеплюсь, в кожу врасту, но никогда-никогда-никогда… Илва же не прерывала меня, не пыталась вразумить, не утешала, просто была рядом, пережидая мою истерику. Когда я успокоилась, она так же молча снова отстранилась, но не дистанцировалась от меня, не вынудила почувствовать стыд за срыв. Мы просто продолжили меняться на посту, а у меня снова нашлись силы игнорировать тиканье обратного отсчета внутри. Рассеянный солнечный свет стал разбавлять окружающую темень и постепенно гасить необыкновенно яркие местные звезды, но в небе так никто и не появился. Да, я понимала, что ровно сутки еще не миновали и время ещё есть.

Так же я точно знала, что буду тянуть до последнего, если только Илва не поставит ультиматум или вдалеке не замаячит нечто опасное.

Девушка достала съестные припасы и воду, накрыла импровизированный стол и, подойдя ко мне, похлопала по плечу и указала на него, предлагая сменить. Я нехотя оторвалась от горизонта, признавая, что голодные обмороки сейчас некстати. Всегда потрясающая еда не имела для меня вкуса. Я просто закидывала ее в себя как топливо, необходимое для организма.