За оригиналом насчитывалось немало курьезов. Приехал как-то из Петербурга за покупками один из великих князей. Не упомню, кто именно. Звонок в дверь — властный, требовательный, настойчивый. Голоса за стеной — и продолжительное молчание. Второй звонок… третий… Неожиданно дверь энергичным движением распахивается, и на пороге перед глазами изумленного мецената вырастает небритая раздраженная маленькая фигурка антиквария в одном нижнем белье.
— Ерыкалова нет дома! — сердито бросает он, хлопая заспанными глазками.
— Вы не знаете, с кем говорите. Я — великий князь, — начинает озадаченный посетитель.
— Все равно-с, не могу пустить! Никак не могу: мифологией классической занят. Ерыкалова дома сейчас нет! — слышится еще раз голос за быстро захлопнутой и запираемой на засов дверью.
Так и уехал, пожав плечами, вельможный покупатель ни с чем. (Острословица-пословица про Ерыкалова приведена выше.)
Около Китайгородской стены летом в жару и зимой в холод можно было часто встретить одну и ту же фигуру. Полный, с маленькой остроконечной бородкой человек лет пятидесяти, на нем толстое драповое пальто и костюм, которые сидят мешкообразно и, видимо, стесняют своей плотностью владельца. Это богатый человек К. Сырейщиков, антикварий, торгующий с квартир своих знакомых или из чужой лавки. Все хорошо знают, что носит он одновременно по две пары брюк, по три жилета и по два сюртука. Спит не раздеваясь. Толщина его больше искусственная и происходит от множества бумаг, вещей и денег, запрятанных во все складки и карманы. Он несостоятельный должник, которого одолевают кредиторы с судебным приставом. По отжившему свой век закону описать и продать можно было только то, что не было надето на задолжавшем. Поэтому, не доверяя близким, Сырейщиков носит все состояние при себе и никогда с ним не расстается. В знойную июльскую жару он страдает невероятно, обливаясь потоками пота. Иногда скучающие торговцы любят над ним подшутить, поят его вскладчину вином, рядят поверх всего костюма в вывернутую мехом наружу шубу или в кокошник с сарафаном и уговаривают в таком виде плясать. Скупой, уверяющий всех в своей бедности горе-купец, как его зовут, соглашается на это. (Острословица о Сырейщикове помещена выше.)
На «развале» около той же стены торговал еще интересный антикварий по фамилии Иконников. Не знаю почему, но известен он был под прозвищем Завитушка. По виду — серьезный, деловой человек. Продавал всегда невероятную дрянь или обломки, каким-то чудом находя на них покупателя. Кроме предметов старины предлагал иногда желающим приобрести у него неизвестного происхождения и состава «омолаживающую жидкость», которую носил в грязной тряпице за пазухой. Пациентов-потребителей на маленькую порцию этого снадобья оказывалось немалое количество. Чаще всего это были какие-то старые чиновники, являвшиеся в выцветших, полинялых пальто и шинелях, или пенсионеры богаделен. Злоязычные остряки рассказывали, что получением рецепта этой знаменитой жидкости Завитушка был обязан дружбе и собутыльничеству с каким-то военно-ветеринарным фельдшером. Отличался он тем, что старался никогда не давать сдачу, платить ему поэтому приходилось точно. Попадет какой-нибудь незнающий новичок, и торговец этот пристанет к нему с ножом к горлу — метнуть кости на сдачу. Не отстанет, пока не убедит. Вынимает тогда из кармана два желтых кубика, деловито потрясет их в кулаке и метнет, сосчитав очки. Почти всегда выигрывает. А если нет, то переигрывает до полной удачи. Прощаясь же с покупателем, деликатно скажет: