Кучер Тарас Косте Сырейщикову кобылу припас, тому некогда пообедать — от долговой самому надобно шибко бегать!
(Записано со слов П. С. Кузнецова. Относится к случайному московскому антикварию К. Сырейщикову, бывшему продолжительное время несостоятельным должником. Авторство Китайгородских антикварных рядов.)
Знаешь дело какое антикварное — все на авторитете. А авторитет — по большой седой бороде. Возьми пуговицу оловянную, нашей ее на картон… только хорошенько нашей, вежливо, чтобы и картон был хороший… и напиши: пуговица от штанов Александра Македонского. Верно тебе говорю! Да еще укажи, где он ее потерял, где штаны эти от блох вытряхнул, почему и куда его блохи кусали. Поставь в витрину… Спросят — что за вещь? Поясни и только с серьезной физиономией, а то и вздохни раз… не более раза, не усмехнись! Виноватый найдется и… купит! Один не возьмет, так другой раскошелится. Деньги заплатит за твою серьезность, а больше за вид солидный. Статью еще в газетах напишет. Так, мол, и так: полководец-завоеватель, личность историческая, и его блохи ели, не боялись, окаянные. Истребляйте, скажет, блох, изучайте древности, чаще в магазин заходите, мы и не то найдем, разберемся по всякой линии. А что думаешь: начнет чудак, что пуговицу купил, все, что к Александру Македонскому относится, собирать. Свои последние штаны продаст, а начнет с пуговицы. С ума сойдет! А все мы ан-тик-вар-вары… Вот, слово даю, что так! Самый большой, прости меня грешника, плут — всем антикварам антиквар будет!
Вот какую московскую любительницу знаю: в худых туфлях ходит, а чашек у нее дюжина на дюжине, все в витрине. Сакс там, Вена, Гарднер, Попов, Севр даже, императорские, а сама чай пьет из жестянки от омаров. Меня из жестянки от сардин угощала с вареньем земляничным.
(Записано в 1907 г. в Москве от антиквария Нижнего Новгорода Николая Васильевича Новосильцева.)
Попробуем в кратком описании ознакомиться с бытовой стороной того круга, откуда родились эти мало сохранившиеся и имевшие узкое применение остроты. Итак, антикварный рынок был местом, концентрировавшим возле себя ученых, состоятельных меценатов, просто любителей и барышников всевозможного типа. Для первых, как упоминалось, он выявлял музейные редкие материалы, вторым — позволял обставлять себя с пышной, тщеславно-изысканной роскошью, третьим — давал отдых, соединенный с потребностями художественного вкуса, и, наконец, четвертых просто кормил, иногда обогащал. К антикварии тянулись все. Достаточно было обладать некоторыми, часто поверхностными, основанными на ежедневном опыте знаниями, быть вхожим в дома богатых людей, занимать маленькое местечко на воскресном толкучем рынке. Сообразно пестроте своего состава антикварный рынок имел колоритный жизненный уклад.
Воскресный день — день особо торговый для улицы. Утро, а старая Сухаревская башня уже окружена такой толпой, сквозь которую трудно протиснуться без риска для жизни. Чего только здесь нет и каких только людей не собрала старая традиция потолкаться и побродить по базару. Полный типаж всей Москвы — от хитрованца до «оцилиндренного» барина. Универсальный выбор товаров — от головки репчатого лука до хорьковой шинели с седым бобровым воротником и лацканами. Все и всё. Длинными ровными рядами тянутся антикварные палатки. Бронзовые люстры и канделябры, портреты неизвестных героев и героинь в различных позах и костюмах, широкоствольная пищаль с кремневым затвором, треснувшая фарфоровая чашка, мраморная грация без ноги, цветная гравюра в раме, тщательно выклеенной из голубой бумаги с золотыми уголками, бусы, сарафаны времен боярыни Морозовой и треногое кресло из выплавка карельской березы. А около них во всю длину ряда сплошная лава любителей и любопытных. Чуйки, еноты, собольи воротники, высокие и низенькие мерлушковые шапки, котелки, даже лохмотья протягивающего руку нищего.