– Фамилия, имя, отчество! – гаркнул полковник.
Бардин сказал.
– Каким военкоматом призывался.
Сообщил. Не тайна.
– Номер части, фамилия командира.
Бардин подробно доложил и слил лейтенанта Шубкина.
– Военная специальность!
– Стрелок. Пехота.
– Какое имеешь задание?!
– Никакого.
– Цель твоего командования?!
– Не могу знать.
– Численность твоей группы?!
– Да какая численность? – обозлился Ырысту. – Нет никакой группы!
Ракицкий стоял спиной к Ырысту, хрустел огурцом. У Бардина рот наполнился слюной. Стыдом он был наполнен до макушки. Конечно, голого допрашивать – хитрый прием. Без одежды как бы теряешься, не размышляешь – мякнешь квашней и обманывать сложно.
Полковник достал из-под кресла (откуда кресло в деревне, затерянной в чаще, ведущей войну с мирскими властями?!) документы Бардина. Просмотрел, и, видимо, не в первый раз.
– У Литовченки корова захирела, – сказал пан полковник.
– Нажралась чего-то, – озабочено вздохнул бородатый. – Лекарство бы.
– Может ветеринара вызвать? – сыронизировал Ракицкий.
– Вылечить бы. Жалко колоть.
– Жалко колоть, да хлопцам мясо тоже нужно хавать, – сказал полковник.
Голый Ырысту стоял и слушал этот странный разговор. Потом он догадается, что это тоже тактика допроса, но сейчас было тяжко. Одной рукой почесал затылок, вторую не отпуская от паха.
– Скоро картопля пойдет, – мечтательно сказал Ракицкий. – Молодая с укропом, с простоквашей холодной. Не еда, а песня.
– А картопляники? З вершками, – вспомнил бородатый, плеснул себе самогона. – За победу! – провозгласил он, с почтением поднял кружку в сторону пана полковника, выдохнул и выпил.
– Плесни мне тоже, – приказным тоном сказал полковник. – Нет, не этого. В шкапчике коньяк. Бесподобное пойло, подарок штурмбанфюрера. Он, наливай. Тильки не в кружку. Стакан там есть. За победу. Слава Украине!
– Героям слава! – отозвался Ракицкий. Бородатый с опозданием тоже повторил лозунг.
Полковник блаженно почмокал и с удовольствием закурил. Бардин завороженно смотрел на огонек папиросы.
– У Бадона в схроне, – сказал полковник. – Целая коробка шоколада. Надо бы забрать на обратном пути. И, как вариант, Бардина Ырыста к акции привлечь. Як мыслити?
– Под присмотром, – предложил Ракицкий.
– А лучше расстрелять его, – сказал борода, посмотрев на Ырысту циррозными глазами цвета облепихи. – Береженого Бог бережет.
– Тогда уж повесить, – сказал полковник. – Торжественно повесить и устроить гуляние.
– Скоро как раз Иванов день, – сказал бородатый.
– А как насчет того, что враг нашего врага, есть друг? – поразмыслил вслух Ракицкий.
Ырысту понемногу приходил в себя, осваивался со своей наготой. Хотели бы повесить, уже повесили бы.
– Дайте докурить, – тихо сказал он.
Пан полковник пару раз глубоко затянулся и затушил папиросу в пустой спичечный коробок.
– А мне сдается, он – комиссар. Что-то в нем такое… отвратительно коммунистическое.
– Говорит, он против советской власти, – сказал Ракицкий.
– Говорить можно, что угодно, – поморщился полковник. – Если против, как же тогда умудрился столько советских наград заработать? А где они? – пан полковник резко обратился к Ырысту. – Где ордена? Где вещи твои?