– Кажись живой, – сказал Сметана. – Ноет.

Загорский выстрелил в щуплое тельце, которое дернулось и замолкло.

– Поехали, времени мало, – приказал капитан.

Загорский сел на пассажирское сидение, Сметана забрался за руль. Солнце закрылось перистым облаком. Стало немного темнее. Ростислав сбросил с Николая Прокопьевича пилотку, взял его за шею, притянул к себе и поцеловал в темечко.

***

Бардин лежал на прошлогодней соломе и сквозь щели в крыше отслеживал движение беззубых звезд.

Проехав на угнанном грузовике то расстояние, какое было возможно преодолеть за пару часов по полевым дорогам, Ырысту и Жорка распрощались.

– Я в госпиталь теперь, – сказал Жорка. – Бог даст, свидимся, товарищ колдун.

Они обнялись. Уперлись друг другу лоб в лоб.

– Прощай, товарищ Бардин, – тут жоркин голос сбился, словно прыгнула игла на патефоне. Он сделал шаг назад.

– Прощай, Георгий. Ни пуха. Желаю, чтоб выросло ухо. Стихи, ёп! – Ырысту улыбнулся. А на душе кошки скребли. Почему в мирной жизни не было друзей? Почему дружба пришла лишь вместе с войной. А теперь расставание с другом. Навсегда. Печально.

– Ухо не вырастет. Я не ящер.

– Пришьешь, – убежденно сказал Ырысту. – Ясно вижу: оба уха у тебя. Теперь, когда поняли все про войну, теперь мирная жизнь. Такая будет жизнь! Из Берлина в Барнаул, вжик! И там. Да чего, Барнаул? На Луну полетим! На Марс. А богачество будет, ух! Там такие удобрения будут, запредельная урожайность, так что воевать за земли будет никому и не надо. И медицина: захочешь, ухо пришьешь, захочешь полностью лицо изменишь, хоть как у Алейникова один в один. Так что не переживай, артист!

– Ну, если так, – Жорка вынул из кармана пилотку, надел, приложил руку к виску. – Оклемаюсь, устроюсь, напишу.

Он не напишет.

– Прощай, брат Жорка.

Пацан подлечится, а через годы, когда прогресс дойдет, он сделает операцию, и все девки его. Так предсказал Ырысту. Или не предсказал, а создал? Великие провидцы видят будущее или они его пишут? Бросил камень в море, а пока он летит, напророчил круги на воде.

Они разошлись. Каждый пошел своей дорогой, и вьется пыль под сапогами, лесам-ми, полям -ми. А уже погасло пламя и пуль не слыхать.

Конечно, полями, следует избегать автострад, населенных пунктов и других многолюдных мест. Солюдий. Есть созвездия, есть созвучия, а много людей – солюдие. Нет такого слова? Просто русский язык не до конца использует свой потенциал. Лень им русскоязычным. Поэтому предкам Ырысту приходилось учить тоскливых древних русичей тюркским терминам – базар, казан, ямщик, да много всего! Деньги у казака в штанах, сундук в шалаше. Ни одного русского слова. А у немцев вообще язык – чопопалошний язык. Орут хайль Гитлер – как собаки лают. Ну, теперь-то не орут. И снова заорут не скоро. И не немцы.

На часах было около шести вечера, когда Ырысту вышел к небольшому хутору. Устроившись в рощице, стал наблюдать, благо, что оптику с винтовки свинтил, с собой прихватил. Собак не слышно, не видно. Добротный дом, окруженный надворными постройками: амбар, загон для скота, сарай под сельхозинструмент, а вон там что-то похожее на сеновал.