Бардин. Предлагаю идти обратно, (заметил растущее возмущение Блинова) Нет-нет, я имею в виду, идти туда, откуда вернулся товарищ лейтенант.

Белькевич. А ничего, что мы ночью? По бурелому? Чуть ноги не сломали в темноте.

Доктор. Сломаете – починим. Это нам, как два пальца. Дело плевое.

Водохлебов. Доктор, как вы думаете, физическое состояние солдат позволяет им марш по пересеченной местности?

Доктор. Солдат – вещь эффективная. Утилитарно рассуждая, надо использовать по полной.

Водохлебов (в сторону) Хоть один думающий человек!

Бардин. Другой вариант: найти, где был походный лагерь партизан, когда мы уже шли к селу.

Водохлебов (поправляя). Бандитов.

Бардин. Да, конечно, бандитов. Если верить Ракицкому…

Блинов (настороженно). Кому?

Бардин. Тридцать хвылин. Полчаса я был в помутнении. Там примерно такая же поляна. Должны быть следы, угли. Банки консервные из-под тушенки. Оттуда я определенно найду дорогу до деревни.

***

Новая база опергруппы Загорского расположилась в классической украинской мазанке с росписью на печке, узорами на занавесках, с иконами и связками цибули по углам. Сметана сидел на лавке, читал газетку, привезенную Борисом из города, и ругался вполголоса.

С улицы вошел Загорский. Он был усталый и пыльный – полдня потратил на осмотр пленных бойцов узбекского подразделения Украинской повстанческой армии. Оказывается, было и такое. Бардина среди узбеков, как и следовало ожидать, не было. Из любопытства опросил двоих: почему вы сражались за нацистов. Те спокойно сообщили, что их призвал военкомат, они воевали за русских, потому что с русскими братья навек. «Интернасонала, камандир, дружба…». О том, что УПА – союзник Германии эти ребята не подозревали. Воевали себе, стреляли, плов варили, русский камандира очень хвалил. Притворяются? Или, действительно, украинцы и русские для них на одно лицо, а в круговерти войны узбеки запутались. Ростислав и сам бы не отличил казаха от киргиза. Японца от китайца – легко, а со своими соотечественниками разобраться трудновато.

– Просвещаешься, Николай Прокопьевич? – вместо приветствия бросил Загорский.

Сметана бросил газету на пол. Этого ему показалось мало, он поднял, порвал и запихал бумагу в поддувало печи, которое в летнее время использовалось как мусорное ведро.

– Эти англичане, Васильич! Это дурость ходячая. Мудаки с королем на троне!

– Чем на этот раз тебе не угодили? – усмехнулся Загорский.

– Так они… нет! Ну, это вообще! – негодованию Сметаны не было предела. – Они Черчилля переизбрали! Нет, ты представляешь? Вот так взяли и переизбрали. Товарищ Сталин, как правильный человек, приехал в Берлин на конференцию перетереть за Германию после войны. А ему тут на! Выкатывают – новый, ёпт, премьер-министр. А где Уинстон Черчилль? Мы с ним должны стрелкануться. А нет его! Переизбрали! Ну не подстава? Дикость какая-то.

Ростислав поднял крышку и прогудел в пустой чугунок:

– И варево выхлебали. Вот англичане скотоболы!

– Суп хозяйка вылила свинье, он закис. А может, не закис, – сказал Сметана, но вопрос пропитания волновал его меньше, чем британская демократия. – Я не понимаю, как так можно? Авторитетного пахана взять, сука, и сместить? Он всю войну, что зря долбался?! Он с Гитлером воевал, и, по совести говоря, дольше всех воевал, а его под жопу и на пенсию.