— Ну я же сказал, что с ней все в порядке, — обрадованно воскликнул пожилой мужчина в изрядно помятом белом халате и такой же шапочке, сдвинутой на затылок. — Пару часов отлежится и будет как новенькая.
— Семен Алексеевич, — тихонько позвала я шефа, который стоял чуть поодаль и с плохо скрываемой тревогой посматривал в нашу сторону. — Что со мной?
— Я вам сейчас все объясню, — доктор взял стул, поставил его подле дивана, на котором я лежала, и, сделав знак моему шефу — удалиться, спросил:
— Когда последний раз у вас были месячные?
— Что?!
Доктор устало вздохнул, сцепил руки перед грудью и, снисходительно ухмыляясь, повторил:
— Когда у вас последний раз были критические дни? Так, я думаю, понятнее?
— Я.., я не знаю… Я.., не помню… — залопотала я, силясь припомнить дату, но в голове все перепуталось, и нужное число все никак не хотело вспоминаться. — Я не знаю…
— Вы ведете календарь? Мне можно на него взглянуть? Если позволите, конечно…
И тут я, к стыду своему, вспомнила, что ничего подобного со дня смерти Тимура у меня и в помине не было. Долго пребывая в состоянии шока, я совершенно перестала обращать на это внимание. К тому же отсутствие мужчины в моей жизни не вызывало такой необходимости…
— Не вспомнили? — прервал мои размышления врач.
— Нет. Кажется, в июне… Да, по-моему, в начале июня. Потом я уехала.
— И что с июня — ничего?
— Нет, — качнула я головой, постепенно начиная понимать, куда он клонит. — Вы что же, хотите сказать…
— Да, думаю, я не ошибусь, если выскажу предположение, что вы беременны, — обрушил он на меня страшную правду. — Возможно, три-четыре недели, может, чуть больше. Об этом вам скажет специалист. Завтра вам необходимо появиться в женской консультации, а там вам все расскажут подробнее.
Доктор встал и по-отцовски потрепал меня по плечу, на мгновение мне даже показалось, что он сейчас чмокнет меня в лоб, но ничего подобного не произошло. Сложив в старенький, потертый кейс свой инструментарий, он попрощался и скрылся за дверью гостиной.
Семен Алексеевич появился минуты через две после ухода эскулапа. Потоптавшись у порога, он сел на тот же самый стул, на котором до этого восседал врач, и задумчиво уставился на свои руки, сложенные на коленях.
— Что мне делать?! — отчаянным шепотом еле выдавши я. — Семен Алексеевич, миленький, что мне делать?!
Силы, которых и без того не было, враз оставили меня, и я разрыдалась. Подтянув колени к подбородку и обхватив себя руками, я безутешно плакала, время от времени выкрикивая проклятия в адрес того единственного виновника, который в очередной раз превратил мою жизнь в кошмар.
— Я даже имени его настоящего не знаю, — простонала я. — Ничего, ничего о нем не знаю!.. Одни догадки и предположения… Боже мой! За что мне все это? За что?
Семен Алексеевич тяжело вздохнул, шевельнулся на стуле, но ничего не сказал.
— Семен Алексеевич! — подняла я к нему зареванное лицо. — Что такого я сотворила в этой жизни? За что мне это?
— Аннушка, — тихо окликнул он меня. — Ты подожди отчаиваться. Не мне тебе объяснять, что современная медицина…