Рождество выдалось самым странным и тихим из всех, которые она могла припомнить. Она вышла утром послать телеграмму матери, пообещав, что скоро вернется. Украшения, развешанные в представительстве слугами, выглядели блеклыми и нелепыми. Никаких подарков не было, кроме скромных пакетиков, которыми обменялись Гибсоны, и конвертов, которые они вручили сотрудникам. Мэриан изо всех сил старалась их расшевелить, ставила пластинки и начала рано подавать аперитивы, но отсутствие новостей о Чарли действовало на Джоан столь удручающе, что она так и не смогла выдавить из себя улыбку. Кухня представительства произвела некое подобие торжественного рождественского обеда с цесарками, жидким соусом и вялыми овощами. Пришли несколько человек из нефтяной компании и Британского банка, не получившие отпуск для поездки домой. Джоан и Рори, также приглашенные Робертом и Мэриан, уселись за стол вместе со всеми, но почти не разговаривали. Язык у Джоан онемел, в животе урчало. Девушка жалела, что с ней нет Даниэля, хотя понимала, что при встрече ей придется ответить на неприятные вопросы. По крайней мере, она знала, что брат в безопасности и сидит за праздничным ужином вместе со своими товарищами в Низве. Джоан вспомнила рождественские дни прежних лет с их простыми радостями и поняла, что теперь, когда она стала взрослой, они утратили волшебство.

Она не смогла бы никому объяснить, почему мысль о том, что Салим может причинить вред Чарли, была для нее особенно ужасной. Джоан никому не могла рассказать, насколько хорошо знала Салима, что произошло между ней и Чарли и что в плен он попал из-за ее молчания. Не было никакого способа объяснить, что она чувствует себя виноватой, и это приводило ее в ужас. Это угнетало все сильней и сильней, пока наконец ее голова не стала раскалываться и она не почувствовала, что вокруг нее образовалась странная пустота.

На второй день Рождества, когда они сидели за завтраком, Роберта вызвали из-за стола к телефону. Холодея от ужаса, Джоан смотрела, как он выходит за дверь: она боялась, что обнаружены тела сасовцев. Со звоном уронив вилку, она ухватилась за скатерть, и Мэриан протянула руку, чтобы похлопать ее по локтю.

– Мы пока ничего не знаем, – сказала она, желая ее успокоить. – Не вешай носа.

Услышав шаги Роберта, возвращающегося по коридору, Джоан затаила дыхание. Она уже собиралась вскочить из-за стола, но Роберт улыбнулся ей на ходу. Чувство облегчения пронизало ее, голова закружилась, комната поплыла перед глазами.

– С ними все в порядке, они вернулись на базу, – объявил Роберт.

– Вернулись все? – спросила Джоан.

– До единого человека. Собственно, они только что объявились в лагере в Низве. Пришли пешком, голодные и усталые, но целые и невредимые. Они провели на ногах двое суток напролет без еды и воды. Их, должно быть, освободили, как только Натаниэль Эллиот прибыл в Маскат, – повстанцы, похоже, получили об этом известие. Возможно, они видели, как садился его самолет. В любом случае наша старушка блефовала!

– О, слава богу, – проговорила Джоан, чувствуя, как слезы выступают у нее на глазах.